На моих клумпах налипло столько глины, что они стали прямо свинцовыми, а я шагаю и шагаю, позабыв про то, что надо разделить дорогу на отрезки, и про сыр, который я должен был уже давно съесть. Надо заскочить по дороге к Феликсасу насчет винтовки, да вон кто-то тащится. Ладно, пережду за кустом, пусть пройдет. Никто не должен знать, что я встречаюсь с Феликсасом.
Когда фронт прокатился дальше, я нашел две винтовки. Одну обгорелую, а другую почти новую, только приклад расщеплен. Я их смазал жиром и засунул в солому, которой была покрыта кровля, — вдруг пригодятся… Помню, Ленька тогда от радости так хлопнул меня по плечу, что с меня шапка свалилась. Да, но кто же все-таки сделает приклад?
Решили обратиться к Феликсасу. Отец — мастеровой, дерево и нужные инструменты у него будут. Сам Феликсас тоже мастер на все руки и болтать зря не станет.
Я вошел во двор, огляделся: пес на привязи, а Феликсас с отцом в сарае новую борону мастерят.
— Здравствуйте, — говорю. — Я тут через канаву перепрыгивал, а клумпа возьми и лопни. Феликсас, у тебя проволоки не найдется случайно?
— Сам поищи, — ответил за него отец. — Не видишь, занят человек.
Как бы нам с Феликсасом с глазу на глаз потолковать, думаю, а сам углы обшариваю, проволоку ищу. По глазам вижу, сказать он мне что-то хочет, да не может борону оставить.
— И еще, — говорю, — хотел попросить у вас подходящего дерева на трубку. Вот тут у меня курительное лекарство для тети. Полагается в день по четыре трубки выкуривать.
— Ну и ну!.. — заинтересовался мастер, разглядывая пачку. — Надо будет как-нибудь и мне зайти дымком затянуться.
А Феликсас тем временем и шепнул мне:
— Порядок. В воскресенье вечером приходи за сарай.
Мастер дал мне деревяшку, да такую твердую, что я, когда скоблил ее, даже ножик сломал. Трубка получилась большая и не очень красивая с виду. Тетя курила ее, кашляла, всех потешала и сама смеялась:
— Дым пускаю — хворь выгоняю…
Крупно нарезанные листья, напоминавшие картофельную ботву, потрескивали в трубке, как конопля на сковородке, а густой дым приятно согревал грудь. Уж и не знаю, от табака или от смеха, но только тетя повеселела, ей стало легче откашливаться, и по ночам она не так надсадно хрипела.
В воскресенье, едва солнышко спряталось вдалеке за лесом, я подкрался к дому мастера. Феликсас, как условились, уже поджидал за сараем. Без долгих разговоров он повел меня к пригорку, где на зиму зарывали картошку.
— Давай разберем по частям, — предложил я. — Ствол понесем отдельно, приклад отдельно. Ленька уже ждет…
— Нет, брат, так легко приклад нам не снять, — ответил Феликсас. — Я кольца наглухо забил — надежней не бывает.
— Так как же мы тогда понесем?
— Не мы, а ты понесешь…
Но Феликсас только пугал меня. На самом деле он заранее все продумал: винтовка была так искусно обмотана соломой, что ничем не отличалась от обыкновенного снопа. Сунул под мышку — и неси… Однако не тут-то было: тяжеловатой оказалась для меня соломка.
— Ну-у… — укоризненно протянул Феликсас. — Этак каждый дурак заметит. Вот как нужно нести, чтобы сноп легким, как перышко, казался. Ладно уж, давай его сюда…
На радостях я схватил толстую палку — для острастки и стал подстраиваться к размашистому шагу Феликсаса. Я предложил идти полем, вдоль кустарника, а он уверял, что по тропе лучше:
— Поля еще не просохли, до ночи по грязи не доберемся. Да и увидит кто, тут же догадается, что мы боимся чего-то. Шпарь прямиком да пореже оглядывайся!
Поначалу все шло как надо. Нам повстречалась какая-то заплаканная женщина, она чуть не бегом устремилась к дому старосты. Потом мы нагнали двух девочек. Они несли полкаравая и о чем-то громко щебетали, отламывая по кусочку хлеб и отправляя его в рот. Протарахтел мимо на телеге запоздалый возница, и никто из встречных на нас даже не глянул. Бо́льшая часть пути осталась позади. Мы ощутили приятную легкость в ногах и прибавили шагу. Судя по всему, хозяйки готовили ужин — до нас донесся едкий запах торфяного дыма.
— Вот это запах… — втянул в себя воздух Феликсас.
— Торфом разит, — сказал я.
— Не разит, а пахнет. Дымом, навозом, весенней землей… Или пирогами только что из печи.
— Сто лет пирога не нюхал.
— И я, — подхватил Феликсас.
— А еще, — сказал я, — ужасно вкусно пахнет деготь. Но где можно нанюхаться вволю, так это в местечке, в аптеке.