– Теперь будет лучше, – начала несмело Аниеля, но по мере того, как она говорила, голос ее становился всё более и более твердым и уверенным. – По крайней мере, она сможет развлечься после работы. Не далее как вчера пани председательница сказала нам, что ее подруги, занятые общественной работой, за собственный счет оборудуют помещение клуба. На этой неделе будет отремонтирован зал, установлена новая система освещения, привезены кушетки и креслица. Кажется, одна из дам пожертвовала для клуба комплект гравюр или что-то в этом роде, а другая – книги, всю свою личную библиотеку! О, вы только представьте себе это! В течение недели уже всё должно быть готово, а в следующее воскресенье у нас состоится знакомство за чашкой чая с приглашенными пани Кристиной гостями. Это будет, собственно, художественный вечер…
– А в котором часу состоится этот вечер? – спросила я, краснея.
– Хочешь прийти?
– Да. Однако так, чтобы Луция об этом не знала.
– Хорошо. Я ничего ей не скажу. Так помни – через неделю!
Потянулись обычные, серые дни. Я просыпалась рано – в шесть часов утра. И, несмотря на это, Луция всегда уже бывала на ногах. Она ползала на коленях по полу, шелестя бумагой, быстро распуская клубки шерсти и сортируя их по расцветкам.
Попивая скверный кофе, я посматривала то на часы, то на подпрыгивающие на столе пяльцы. Луция смотала шерсть снова в клубки и теперь закладывает основу. Потом она проденет уток, выровняет края, свяжет бахрому и возьмется за места с дефектами. Наконец она раздует утюг, и только после того, как выгладит материал, товар будет готов. В течение всей этой работы мельчайшие волокна и пыль беспрерывно оседают на столе и образуют довольно толстый слой.
– Скажи мне, ну кто в этих свинячьих шарфиках будет ходить? – обращаюсь я к Луции, с омерзением вылавливая в стакане кофе клок шерсти. – Ведь от твоей шерсти без удержу несет тухлым крахмалом, и вообще она мерзкая.
Луция вскинула голову, посмотрела на меня с сожалением.
– То, что от нее воняет, я знаю лучше тебя. – А через минуту она добавила: – Перекупщик, которому я отношу шарфики, отвозит их на деревню. Там люди всякую дрянь покупают. На лучшее-то у них разве хватит средств?
Уходя в школу, я спросила Луцию:
– Ты когда снова пойдешь в этот клуб?
– А что?
– Да вот то. Аниеля говорила, что ваша председательница дает средства на ремонт помещения. Так это ей, наверное, дорого обойдется. Правда?
Луция пожала плечами.
– Одну сахарную свеклину. – И Луция тут же пояснила: – Ее отец владеет плантациями сахарной свеклы и акциями нескольких сахарных заводов.
«Одну сахарную свеклину! Сказала тоже, – размышляла я по дороге в школу. – И что это ей пришло в голову? Один только эпидиаскоп будет стоить в несколько раз больше!»
Долгожданное воскресенье наконец наступило. Был уже вечер, когда я поднималась по лестнице в клуб. Перед дверями меня вдруг охватило сомнение: Аниеля ведь ясно говорила, что вход в клуб открыт для буфетчиц, парикмахерш, прислуг, нянек, а я всего-навсего ученица!
Однако я всё же решилась войти. Пригладила волосы, поправила чулки, одернула платье и, не зная, что еще можно сделать с собой, нажала в конце концов на дверную ручку…
Существуют помещения, которые словно для того и созданы, чтобы вызывать в людях меланхолию. Не сходя с порога, я удивленно осматривалась по сторонам.
Прямо против двери на грязной, обшарпанной стене рядком висели маленькие иконы. И равнодушные японки с цветастыми зонтиками в руках таращили на меня с картин свои раскосые глаза. В центре стены на коврике висел образ божьей матери; возле окна, на высоком деревянном постаменте торчал гипсовый бюст маршала Пилсудского. Плетеные столики и кресла напоминали собою мебель из садовой беседки, почерневшую от дождей и влаги и выброшенную на свалку за полной негодностью.
В комнате находилось десятка полтора девушек. Празднично одетые, они кружились по залу, перекидывали какие-то бумажки, присаживались ненадолго за столики, снова вставали, выглядывали в окно, шептались между собою. Луции среди них не было. Аниеля стояла возле небольшого буфета и крутила ручку поставленного на него патефона. «Мы, как летучие мыши, ночные имеем секреты…» – захрипела пластинка.
Девушки тотчас же оживились, быстро подбежали к буфету, окружили патефон.
Теперь я могла хорошенько присмотреться к обществу, собравшемуся в углу зала, возле большого круглого стола. О, да там одни пани! Все очень симпатичные, мило улыбающиеся, одетые с изысканной скромностью. У них были непринужденные позы, они беззаботно болтали, чувствуя себя как дома. И какой же контраст представляли они с девушками, неловко двигавшимися по залу, одетыми бедно безвкусно. Те, что сидели за круглым столом, невольно привлекали к себе любопытные взгляды. На этих, что кружились по огромному, почти пустому залу, не находя себе места, горько было смотреть. Те, что сидели в углу, – приглашенные специально на этот вечер пани, – не теряя времени даром, запивали свою милую беседу чаем, похрустывали печеньем. Порою одна из них вынимала пудреницу, торопливо пудрила нос или, смотрясь в зеркальце, поправляла прическу, после чего снова возвращалась к прерванной беседе.
– Верно, хорошее помещение? – услышала я чей-то голос. Возле меня стояла Аниеля.
– Ну… – ответила я, опуская глаза, – а где же всё-таки эпидиаскоп?
– Не огорчайся. Будет и он. – Аниеля вдруг схватила меня за руку: – Смотри! Это графиня Кристина!..
«Честное слово, я скорее приняла бы ее за одну из старших клубисток, чем за графиню, – подумала я, глядя на председательницу «Кружка молодых полек». – Как скромно одета! Очень, очень симпатичная. И совсем не похожа на дегенератку! (Мой отчим частенько говаривал, что аристократия подвержена дегенерации, то есть вырождению.) Даже волосы у нее очень красивые, светло-русые. А сейчас она, наверно, будет говорить…»
Милая пани председательница дала Аниеле знак, чтобы та выключила патефон.
– Дорогие клубистки…
В зале воцарилась тишина. Девушки дружно повернули свои головы в сторону графини.
– Сегодняшний вечер должен не только доставить вам развлечение. Развлечься вы сумеете и сами, без нашей помощи. Сегодняшнее собрание созвано совсем с другой целью. Наши гостьи…
Тут пани, сидевшие в углу, пошевелились, поправили боа[33] на своих шеях и, плотно сцепив пальцы рук, оперлись ими о край стола. Их лица приняли сосредоточенное выражение.
– …Наши гостьи желают познакомиться с вами ближе и установить сердечный контакт. С этой-то именно целью пани, трудящиеся на общественной ниве в свое свободное время, которого у них очень мало, пришли сюда. Поэтому после художественной части, которая вскоре начнется, состоится беседа клубисток с приглашенными к нам гостьями. Каждая из девушек может рассказать, что ее всего интересует, какие у нее увлечения, к чему она стремится в жизни. Вы можете говорить об этом совершенно свободно, без стеснения. Наши гостьи питают к вам самую искреннюю доброжелательность, они с большой сердечностью относятся к идее дальнейшего развития «Кружка молодых полек» и готовы оказать вашему клубу поддержку, помощь, дать вам добрые советы. Исключительно от вас самих зависит, чтобы искренность и взаимное доверие стали основой наших взаимоотношений.