И он начал читать:
«Составляя компанию матери в ее бесчисленных хождениях по святейшим дорогам благотворительности, я имела возможность присмотреться к тем людям доброй воли, которые призваны творить Милосердие. Вот почему Милосердие, – обрати внимание, Кристя: слово «Милосердие» написано с заглавной буквы… хм… – Вот почему Милосердие представляется мне в виде высокого здания; великолепный купол его возносится к небу, а нижняя часть покоится в болоте. В передней этого здания толпятся выжившие из ума святоши и педели, а в самом здании хозяйничают с четками[55] в руках старые девы без приданого и без каких-либо видов на замужество…»
– Дай! – Кристина стремительно вырвала из рук мужчины листок бумаги и быстро пробежала его глазами.
– Это не относится к тебе, – рассмеялся мужчина, снова завладев «рефератом». – Лично о тебе здесь написано дальше. Вот послушай: «…дамы-филантропки от скуки и филантропки от каприза и того убеждения, что ничего иного им делать не остается. Эта компания людей, считающих своей профессией оказание услуг по части милосердия, – котел, в котором заквашены и непрерывно бродят духовное старье, неисполненные желания, неоправдавшиеся надежды и не нашедшие взаимности страсти. Окружен этот котел ореолом альтруизма[56] и святости, однако в смраде святости бродит пена самых обыденных и низменных вожделений, тайных домогательств, закулисных интриг и торгашества».
Я смотрела, ошеломленная, как мужчина, закинув назад голову, хохотал во всё горло.
– Очень остроумно! Довольно ехидно, правда, но прежде всего – удивительно метко! Она должна была бы еще добавить, что всё это делается sub specie aeternitatis,[57] в набожном стремлении быть зачисленным на лицевой счет вечности у господа бога!
– На мой взгляд, всё это очень нагло и заумно, – заметила пани Кристина раздраженным голосом. – Не нужно даже подписи, чтобы узнать, кто из клубисток является автором этого «сочинения».
– Э, не будем преувеличивать. Ведь девушка-автор почти полностью права. А что написала она свое сочинение темпераментно, – так тем лучше для слушателей. Ты должна непременно прочитать это своим овечкам! Какое у нее образование?
– Кажется, шесть классов начальной школы и два года школы профессиональной.
– В таком случае кто-то должен был написать ей. Так или иначе, но она показала во всем этом деле свою незаурядность. Сообразительная шельма будет из этой девчонки! Ты должна показать ее мне когда-нибудь. Хорошо?
– Могу показать тебе ее снимок, – отрезала пани Кристина, протягивая руку к лежавшему на столе альбому. – Пожалуйста, это вот она своею собственной персоной.
Я затаила дыхание.
Мужчина, склонившись над раскрытым альбомом, всё смотрел и смотрел, словно не веря глазам своим. Наконец он сказал:
– Великолепна! Великолепна! Какая скорбная складка у губ! Сколько печали и умственной зрелости во взгляде!.. А сколько, кстати, ей лет?
– Не знаю точно. Кажется, восемнадцать. А может быть, больше.
Не отрывая взгляда от фотографии, мужчина долго молчал. Пани Кристина внимательно всматривалась в его лицо, нервно теребя ремешок от ручных часов. Но вот он закрыл альбом и сказал серьезным, деловым тоном:
– Ты должна заняться ею, Кристина. А может быть, ты предпочитаешь, чтобы я ею занялся?…
Он наклонился над столиком и заглянул Кристине в глаза. Оба рассмеялись; Кристина – с явной натугой.
Она встала со стула и, поправляя волосы, сказала с явным вызовом:
– Если хочешь, можешь ее увидеть. Она работает гардеробщицей у моей тетки. – И Кристина направилась к двери. Я быстро отскочила в сторону и, совершенно ошеломленная всем тем, что услышала, сбежала по лестнице вниз.
Воспоминание о подслушанной беседе весь день не давало мне покоя. Я сгорала от любопытства, что скажет Луция, когда я сообщу ей обо всем этом. Не дождавшись ее возвращения, я отправилась вечером снова в клуб.
Пани председательницы в клубе не было, зато среди девчат находилась Марыся. Она сильно похудела и зачахла с того дня, когда я видела ее в тиаре, однако голубые ее глаза смотрели на всех по-прежнему прямо и доброжелательно.
Я подошла к Луции и потянула ее за рукав.
– Что здесь делает Марыся?
– Пришла проведать подруг.
– А откуда она взялась в городе?
– Заболела и вот хочет пойти к доктору.
В этот момент Марыся подошла к нам.
– Скажи мне, Луция, хорошо я поступила?
– А о чем речь?
– Господа из усадьбы, что в нашей деревне, хотели, чтобы я пошла к ним горничной. Папа и мама тоже к тому вели. А я не уступила им.
Луция, взволнованная, смотрела на Марысю.
– Ну, конечно же! Ты хорошо сделала.
Мне хотелось поболтать с Марысей, но тут одна из клубисток вышла на середину зала и громко воскликнула:
– Девушки! Давайте решим, что мы ответим нашей председательнице. Соглашаетесь вы, чтобы мы коллективно вступили в Марианскую содалицию[58] или нет?
– Я много знаю о содалисках,[59] – отозвалась веселая блондинка. – Они ходят в костел в белых блузках, обмениваются между собой тайнами исповеди и имеют непреложную обязанность поклонения святыням. А в остальном они делают всё то же самое, что и другие девчата. Ходят на свидания и так далее.
– Мне ни холодно, ни жарко от этой содалиции, – заметила другая. – Только меня злость берет, что Кристина так распоряжается нами.
– Да ведь она же спрашивала нас, хотим мы этого или нет, – возмутилась Аниеля. – Нужно было тогда говорить. А то при ней сидите тихо, но как только она за двери, – вы тут же балаган устраиваете.
– А раз я не знала, как девушки решат, – оправдывалась та.
– В таком случае, – подала голос Луция, – одна из клубисток должна от имени всех остальных сообщить Кристине решение, а именно: каждая из нас сама уладит это дело.
Меня поразило, что предложение Луции было встречено молчанием, презрительными усмешками и многозначительными перешептываниями.
– Почему ничего не отвечаете? – удивилась Луция.
На это одна из клубисток громко сказала:
– Нас удивляет, почему именно ты восстанавливаешь девчат против пани Кристины.
Луция побагровела.
– Не понимаю. О чем идет речь?
– Кто между двумя стульями сидит, тот в конце концов с одного из них грохнется, – буркнула другая клубистка.
Вслед за нею посыпались возгласы:
– Если нам надо будет сообщить что-либо председательнице, так обойдемся без твоих советов!
– Помоги своими советами Марысе. Ей предлагают место горничной в усадьбе. Ты ведь разбираешься в прислугах.
– Марыся уже отказалась. Пусть Луция пойдет на ее место. Свежий деревенский воздух ей очень полезен.
– Вот именно! Наберется там больших сил для произнесения речей о независимости работающих девушек!
– Луция небось сама-то уже вступила в содалицию.
– Конечно. С волками жить – по-волчьи выть!
Остолбенело осмотрелась я кругом. Все клубистки презрительно усмехались и смотрели на Луцию очень неприязненно. Марыся конфузливо щипала кончик платка и с сочувствием поглядывала на Луцию. А она – боже милостивый!.. Какой у нее вид! Я думала, что сама брошусь кулаками на издевающихся над ней девушек. Так больно ранить ее! Так попрать и оттолкнуть!
Чувствуя, что у меня к горлу подступают слезы, я подошла к ней.
– Пойдем отсюда, Лутя.
– Идем, – последовал ответ.
Глумившиеся еще минуту назад клубистки неожиданно примолкли. С нахмуренными лицами и беспокойством следили они за тем, как Луция надевала плащ. Марыся несмело дотронулась до ее руки.
– Я тоже иду в ту сторону. Пойдем вместе.
– Мне надо ещё зайти в магазин за шерстью. – Луция быстро наклонилась и поцеловала Марысю в щеку. – До свиданья, Марыся.
По улице Луция шла быстро, размашисто, так что я едва поспевала за нею. Вдруг я почувствовала, что кто-то сзади тянет меня за рукав.
56
Альтруизм – термин, обозначающий бескорыстную заботу о благе других и готовность жертвовать для других своими личными интересами.
58
Марианская содалиция – одна из многочисленных католических молодежных организаций (построенная по типу религиозного братства, кружка) в довоенной Польше.