Карло Гинзбург
Деревянные глаза
Деревянные глаза, чего вы на меня вытаращились?
Посвящается Амосу Фанкенстайну
© Carlo Ginzburg, 1998
© Новое издательство, 2021
Предисловие к русскому изданию
«Деревянным глазам» исполнилось двадцать лет. За это время книгу перевели на многие языки[1]. Однако русский перевод отличается от остальных своим подзаголовком – это «Десять размышлений о дистанции», на итальянском и других языках их было девять. Я принял предложение Сергея Козлова и Михаила Велижева и включил в сборник многажды переводившуюся раньше статью «Наши и их слова: размышление о ремесле историка сегодня»[2]. О причинах своего выбора я скажу чуть ниже.
Стремясь описать эту книгу потенциальному русскому читателю, я бы исходил из этого подзаголовка. Говоря в визуальных терминах, десять размышлений о дистанции – это десять крупных планов. Кто-то может возразить, что крупный план – визуальная метафора, пришедшая из сферы кинематографа, – предполагает физическую приближенность к объекту, то есть прямую противоположность дистанции. Но, как увидит читатель, эти размышления о противоречивых познавательных и моральных аспектах дистанции основываются на пристальном аналитическом чтении текстов и изображений. Аналогичным образом в фильме крупный план отсылает, при помощи монтажа, к общему плану. Каждый из этих очерков строится как нарративный ряд пронумерованных параграфов, между которыми часто зияют резкие разрывы. В этих рваных переходах от параграфа к параграфу можно угадать неявную отсылку к кинематографическому монтажу[3]. Говоря точнее – к фильмам и теоретическим работам Сергея Эйзенштейна, начиная с его знаменитой статьи о происхождении крупного плана[4]. Сначала теоретические размышления, а затем и фильмы Эйзенштейна служили мне ориентиром в работе много лет, еще до того, как я прочитал книгу Зигфрида Кракауэра «История: Предпоследнее». В этой книге Кракауэр проанализировал отношения между микро– и макроисторией, выявляя познавательные импликации монтажного принципа[5].
Написанное Кракауэром уводит нас очень далеко от расхожего представления о микроистории, согласно которому она занимается исключительно отдельными лицами или подчиненными сообществами. Микроистория, как она практиковалась, а затем и осмыслялась, с середины 1970-х годов группой итальянских историков, ставила перед собой более обширные и более амбициозные задачи. Приставка «микро-» имела в виду не размеры, реальные или символические, изучаемого объекта, но характер исследовательского подхода к объекту. Она отсылала к микроскопу.
Историк может применить свой микроскоп к чему угодно – и к безвестному индивиду, и к знаменитому событию. Мелкая деталь текста приведет читателя «Деревянных глаз» к размышлениям об отношениях между еврейской Библией и Евангелиями (глава 4); деревянная кукла, называемая «репрезентацией», заставит погрузиться в хитросплетения, которые связывали в Средние века политическую власть, изображения и таинство евхаристии (глава 3), и т. д. Каждый из случаев, анализируемых в этой книге, открывает дорогу новым вопросам и (надеюсь) все более углубленным обобщениям. Крупные планы – инструмент остранения: они помогают не считать реальность – прошлую или настоящую – само собой разумеющейся (глава 1). Я думаю, что историческое познание служит в первую очередь именно этой цели.
Следуя этим путем, я пришел к размышлениям о языке историка, предложенным в статье «Наши и их слова» (глава 10). Анахронизм делает прошлое близким, однако это всего лишь иллюзия, искажение. Человеческие голоса и поступки можно вернуть к жизни только благодаря дистанции.
Болонья, февраль 2019 года
Предисловие
Я представляю вниманию читателей девять статей (три из которых печатаются впервые), написанных в течение последних десяти лет; два текста, второй и девятый, уже выходили на итальянском языке[6]. Дистанцию, упомянутую в подзаголовке книги, следует воспринимать как в буквальном, так и в метафорическом смысле. С 1988 года я преподаю в Лос-Анджелесе. Я читаю лекции студентам и студенткам, которые учатся в UCLA. Интеллектуально они сформировались в ситуации, очень далекой от моей собственной; друг от друга студенты также отличаются – этнически и культурно. Общение с ними заставило меня иначе взглянуть на исследовательские сюжеты, над которыми я давно работал: их значение нисколько не снизилось в моих глазах, однако стало менее очевидным. Я лучше понял нечто, что, как я думал, было мне уже известно прежде: а именно что близость, в конечном счете связанная с культурной принадлежностью, не может выступать критерием значимости. Мир тесен, однако это не означает, что все на свете похоже: речь о том, что все мы оторваны от чего-то или кого-то. Знаю, в этом нет ничего нового. Впрочем, возможно, над интеллектуальной продуктивностью высказанного тезиса стоит поразмыслить еще раз. Я попытался сделать это в статье, открывающей сборник. Впрочем, и самая ранняя из представленных работ, посвященная репрезентации, возникла из стремления лишить привычных ориентиров читателя, а до этого – и самого себя. Я заключил огромную тему в границы нескольких страниц и поместил Европу и Италию в широчайшие хронологические и пространственные рамки. Я столкнулся с двумя проблемами: с двойственностью, связанной, во-первых, с образом, который одновременно присутствует и замещает собой нечто отсутствующее, и, во-вторых, с отношениями между евреями и христианами, где близость и удаленность в ходе двух тысячелетий оказались неразличимы, что часто приводило к пагубным последствиям. Противоположности сходятся в теме идолопоклонства, о чем напоминает название книги. Тот же сюжет я разбираю в статье об идолах и образах, которая резко обрывается сближением первой и второй заповедей декалога: «Не делай себе кумира и никакого изображения», «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно». К соседству имени и образа я вернулся, исследуя миф. Греки изображали своих божеств и произносили их имена, они рассуждали о природе образа и имени. Однако кажущееся противопоставление между греками и евреями, возможно, скрывает тайную симметрию: рефлексия греков о мифе, так же как и запрет на идолопоклонство у евреев – это способы дистанцирования. И греки, и евреи стремились разработать инструментарий, позволявший критически смотреть на реальность, не погружаясь в нее. Христианство противостояло и тем и другим и у тех и других училось.
1
Немецкий, испанский, английский, французский, португальский, японский, греческий, турецкий, болгарский.
2
3
Такая нарративная стратегия стала предметом критического рассмотрения в одной из работ К. Томаса, см.:
Historians and Storytellers // Common Knowledge. 2014. Vol. 20. № 1. P. 9–10.
4
С. 129–180].
5
См. мою статью «Детали, крупные планы, микроанализ: Размышления на полях книги Зигфрида Кракауэра» (2003), перепечатанную в кн.:
6
Статьи, ставшие главами этой книги, были опубликованы: 1) Representations. 1996. № 56; 2) I Greci. Vol. I: Noi e i Greci / A cura di S. Settis. Torino, 1996; 3) Annales E.S.C. 1991. № 6; 5) Sight and Insight: Essays in Art and Culture in Honour of E.H. Gombrich at 85 / Ed. by J. Onians. London, 1994; 8) Historical Change and Human Rights: The Oxford Amnesty Lectures 1994 / Ed. by O. Hufon. New Yok, 1995; 9) La Repubblica. 1997. 7 e 8 ottobre; 10) Historical Knowledge: In Quest of Theory, Method and Evidence / Ed. by S. Fellman, M. Rahikainen. Cambridge, 2012. Все главы (в особенности глава 3) были дополнены и переработаны для настоящего издания. Главы 4, 6 и 7 прежде не публиковались. [Перевод глав 2, 4, 5, 9 и 10 и предисловия к итальянскому изданию принадлежит М.Б. Велижеву (глава 10 переведена с английского языка). Главы 1, 7, 8 и предисловие к русскому изданию публикуются в переводе С.Л. Козлова. Глава 6 переведена С.Л. Козловым при участии М.Б. Велижева. Ряд глав был прежде напечатан в русском переводе: 1) Новое литературное обозрение. 2006. № 80; 8) Там же. 2001. № 52; обе – в переводе С.Л. Козлова с итальянского. Глава 3 ранее публиковалась в русском переводе, выполненном с франкоязычной версии текста (Там же. 1998. № 33; пер. с фр. Г.С. Галкиной); для настоящего издания этот перевод был сверен М.Б. Велижевым с итальянским оригиналом. Переводы латинских и греческих цитат (помимо оговоренных в примечаниях случаев) сделаны В.В. Зельченко и А.М. Тростниковой.]