Но король Чаккел упорно не желал взваливать эту проблему на свои плечи, а потому Толлеру ничего другого не оставалось, как взяться за дело самому и пособить сыну.
Он пустил синерога вскачь к перекрестку, предвкушая момент, когда Кассилл заметит и узнает его. Как раз на этом перекрестке произошла злополучная встреча с Оуслитом Спеннелем, но Толлер отогнал воспоминание. Они с Кассиллом быстро сближались. Когда их разделяло не более фарлонга, Толлер было встревожился, но тут же успокоил себя предположением, что сын закрыл глаза и доверил синерогу везти его привычным путем - вероятно, к кузницам.
- Эй, соня! - выкрикнул Толлер. - Кто ж так отца приветствует?
Без тени удивления на лице Кассилл глянул в его сторону, отвернулся и проехал мимо, не коснувшись повода. Пока Толлер приходил в себя от неожиданности, юноша успел достигнуть перекрестка и снова поверг отца в изумление, свернув на юг. Окликнув его по имени, Толлер повернул синерога и галопом поскакал вдогонку. Он обогнал Кассилла и остановил, ухватив его животное за поводья.
- Да что с тобой, сынок? - спросил он. - Никак спросонья?
В серых глазах Кассилла сверкал лед.
- Я не спал, отец.
- Так в чем же дело? - Толлер вглядывался в изящный овал юного лица, так похожий на лицо Джесаллы, и в его душе быстро угасала радость. - А, вот оно что...
- Вот оно - что?
- Кассилл, не играй словами. Что бы ты обо мне ни думал, имей хотя бы смелость высказать это прямо в глаза, как я тебе всегда высказывал. Ну, что тебя беспокоит? Может, дело в женщине?
- Я... - Кассилл прижал к губам кулак. - Впрочем, где она? Неужели сочла короля более достойным ее ласк?
Толлер едва подавил гнев.
- Не знаю, что тебе наплели, но Бериза Нэрриндер - превосходная женщина.
- Как и всякая шлюха, наверно. - Кассилл усмехнулся.
Толлер замахнулся, чтобы врезать ему тыльной стороной ладони, но в последний миг спохватился. Он опустил в замешательстве голову и посмотрел на свою руку так, будто она была посторонним человеком, пытающимся влезть в разговор. Его скакун, пофыркивая, ткнулся носом в бок синерога Кассилла.
- Прости, - вымолвил Толлер. - Характер, будь он неладен... На работу едешь?
- Да. Почти каждый день там бываю.
- Я туда попозже загляну. Сначала надо поговорить с твоей матерью.
- Как пожелаешь, отец. - Кассилл старательно хранил бесстрастный вид. Я могу ехать?
- Я тебя больше не задерживаю. - Сопротивляясь натиску отчаяния, Толлер проводил сына взглядом и отправился дальше. Почему он ни разу не задумался о том, какие чувства должен испытывать Кассилл? Теперь, наверно, между ними пропасть... Может быть, со временем сердце мальчика смягчится... Важнее всего - добиться прощения Джесаллы. А тогда и с Кассиллом, возможно, дело быстрее пойдет на лад.
Над головой Толлера расширялся солнечный месяц за диском Мира, напоминая о приближении вечера. Он поторопил синерога. Вдоль пути тянулись поля, тут и там работали крестьяне; многие, заметив лорда, разгибали спину, чтобы помахать ему рукой. Он пользовался уважением арендаторов - в основном за не слишком обременительную ренту. С Толлером всегда можно было договориться. Как бы ему хотелось, чтобы во всем мире люди с такой же легкостью находили общий язык!
Король шутил насчет предстоящего разговора с Джесаллой, однако Толлеру уже случалось испытывать трепет посильнее нынешнего. Но еще ни разу ему не приходилось идти сквозь строй ее обиды, презрения и гнева. Оружие любимых слова, молчание, мимика, жесты - неосязаемо, но ранит глубже, чем мечи и копья.
К тому времени, когда Толлер добрался до стены, огораживающей участок перед домом, у него пересохло в горле; максимум, на что он был способен, это сдерживать дрожь.
Под ним был синерог из королевских конюшен, а потому Толлеру пришлось спешиться и самому отворить ворота. Он провел животное во двор и там отпустил. Синерог побрел к каменной поилке, а Толлер окинул взглядом знакомый сад с холеными декоративными кустарниками и клумбами. Джесалла сама ухаживала за ними, и ей это нравилось. Везде, куда ни глянь, ощущалась ее умелая и заботливая рука. Все кругом предвещало ему скорую встречу с женой.
Он услышал, как распахнулась передняя дверь, обернулся и увидел стоящую на пороге Джесаллу в длинной - до щиколоток - темно-синей мантии. Волосы ее были изящно уложены, серебряная лента напоминала диадему. Никогда раньше Толлер не видел жену такой красивой и такой грозной; когда же он заметил на ее губах улыбку, бремя вины стало поистине невыносимым. Он тоже улыбнулся, но получилась лишь убогая гримаса. Ему хотелось подойти к Джесалле, а ноги точно в землю вросли. Она сама к нему приблизилась и поцеловала в губы, поцеловала нежно, но сразу оторвалась и шагнула назад, чтобы окинуть его взглядом с головы до ног.
- Невредим, - кратко заключила она. - Толлер, я так за тебя боялась. Говорят, там было невероятно опасно... Но теперь я вижу, что ты жив, и снова могу дышать.
- Джесалла... - Он взял ее за руки. - Нам с тобой надо поговорить.
- Конечно, надо. Но ты, наверно, проголодался и пить хочешь. Входи, я накрою на стол. - Она потянула его за собой, но он не тронулся с места.
- Мне кажется, будет лучше, если я останусь здесь.
- Почему?
- Может быть, услышав мой рассказ, ты не захочешь пускать меня в дом.
Джесалла задумчиво посмотрела на него и повела к каменной скамье. Усадила, опустилась рядом и придвинулась. От прикосновения ее бедра Толлер почувствовал возбуждение и одновременно - смущение.
- Итак, милорд, - произнесла она беспечным тоном, - в каких смертных грехах вам угодно покаяться?
- Я... - Толлер опустил голову. - Я был с другой женщиной.
- И что с того? - На лице Джесаллы не дрогнул ни один мускул.
Толлер опешил.
- Ты, наверно, не поняла... Я имею в виду, что был с другой женщиной в постели.
Джесалла рассмеялась:
- Толлер, я знаю, что ты имеешь в виду. Я же не дура.
- Но... - Толлеру никогда не удавалось предугадать реакцию жены; вспомнив об этом, он насторожился. - Ты не сердишься?
- Ты ведь не собираешься привести эту женщину сюда и посадить на мое место?
- Тебе же прекрасно известно: на такое я не способен.
- Да, Толлер, знаю, у тебя доброе сердце. Кому и знать, как не мне, мы ведь столько лет вместе прожили. - Джесалла улыбнулась и ласково опустила ладонь на его запястье. - Так что у меня нет причины сердиться и упрекать тебя.