С этого дня он пошёл на поправку. Гиалиец искал коренья, запивал их ключевой водой и спал, спал, спал под кровом шалаша, сложенного из ветвей кустарника, что рос вокруг. К последним числам Конца Осени, когда ветры, задувающие с Драконовых гор, наполнились ледяным дыханием, Даргед был здоров.
Однажды, проснувшись на рассвете от холода, гиалиец увидел, что всё вокруг покрыто толстым слоем снега. Снег этот напомнил о зиме, мягкой и малоснежной здесь, в степях, прикрытых с севера стеной Драконовых гор, но всё равно несущей гибель не имеющему крова над головой. И Даргед тронулся в путь. Его не смущало отсутствие припасов – Единый Народ учил своих сыновей кормиться тем, что может дать природа. Несильно изгоя волновало и то, что у него не было оружия – гиалиец мог постоять за себя и голыми руками.
Спустя два дня пастухи-талдфаганы, перегоняя стада с летних пастбищ на зимовку в деревни, наткнулись в логовине на шалаш со следами недавнего пребывания в нём человека. Но куда он ушёл, было не известно – пошедшие вновь дожди смыли снег и следы на нём, а ветра разметали травы. И теперь можно только гадать, в какую сторону подался неизвестный – вся Мидда как одна большая дорога, и по ней можно долго идти, пока не окажешься в местах, где не знают о величии аганов, или не нарвешься на дозор какого-нибудь племенного дина, или не просвистит, пронзая путника в сердце, стрела одинокого охотника за людскими головами.
А Даргед в это время шагал по полёгшей осенней траве на юг, туда, где пронзающий до костей горный ветер превращается в опаляющий вихрь пустыни. Туда, где не бывает зимы, где на берегах мёртвого моря Тхоувара стоит трёхтысячелетний Улейд, или как называют его аганы, Эсхор, Дом Песчаного Волка, владыкам которого смешны аганские дины, кичащиеся предками, которые жили двести или триста лет назад. Там в людском водовороте эсхорских базаров он будет обычным бродягой без роду, без племени, а не внушающим страх и ненависть колдуном-лумаргом.
Глава вторая. Старая ведьма.
…если в пути
ведьму ты встретишь,
прочь уходи
не ночуй у неё,
если ночь наступила.
Речи Сигрдривы
I
Она сидела и ждала. Ветер шумел в кронах тополей, росших вдоль русла реки, завывая, как стая голодных демонов. Его порывы открывали болтающуюся в рассохшихся петлях дверь, грозя загасить слабое пламя очага.
Она сидела и ждала. Ждала, когда стихнет ветер, напоминающий о давно прошедшей молодости: до боли, до слез, что выступали на старческих глазах. Ждала случайного путника. Ждала смерти. Смерти паче всего остального – ибо она была слишком стара, чтобы надеяться, что нечаянный прохожий забредёт в эти глухие места скорее, чем встанет у порога смерть, прекрасная и юная, зовущая и обещающая избавление от земной юдоли.
II
Дандальви, дочь Бардэдаса Великого, дина красных радзаганов, ард-дина одиннадцати аганских племён, проснулась сегодня ни свет, ни заря. Разбудив Лангастойле, служанку, вынужденную сносить все капризы госпожи, княжна велела собираться в путь. Служанка покорно накинула на плечи накидку и принялась приводить в порядок госпожу. И попробуй проявить недовольство - мигом отправишься на скотный двор убирать навоз и доить коров. И прощай тогда еда со стола правителя, и прощайте подаренные дочерью ард-дина старые наряды. И самое главное – вместо отважных воинов в сверкающей медной броне и сладкоголосых менестрелей в роскошных одеждах придётся принимать ухаживания провонявших коровьим навозом скотников.
Потому Лангастойле тщательно расчесала светлые волосы госпожи, туго перехватила их красной лентой, дабы они не спадали на благородное лицо наследницы древнего рода, не лезли в глаза.