-Садись, старая, поешь с нами – предложил ей Авгал, доставая из мешка ногу барана, прихваченного из талдфаганского стада, попавшегося на пути.
-Что?! – возмутилась Онга при виде мяса – Я не ем трупнятины.
-Подожди – смутился предводитель разбойников, припоминая рассказы стариков – Ты та самая Ведьма Из Под Холма?
-Да – ответила Онга – До чего дожила. Уже и забывать стали.
-Ты уж извини, что сразу не узнали – в голосе Авгала появились заискивающие нотки.
-Чего уж – буркнула ведьма.
-Может, ты нам поможешь? – спросил вожак, вкрадчивым голосом, каким он не говорил много лет, с тех пор, как ушёл из родного становища с парой приятелей, не пожелавших, как и Авгал, терпеть власть беловолосых – Мы ведём борьбу с этими собаками-аганами за освобождение нашего народа.
-Какое мне дело до ваших войн – ответила Онга – Я никогда не вмешивалась в грызню трупоедов между собой. А вам, мерзавцам, могу только одно предсказать – добром ни один не кончит.
-Тогда хоть скажи, проходил ли в последние дни кто мимо – взмолился Авгал.
-Третьего дня была знатная аганка со служанкой. Но эти улетели на крылатых. Вчера вечером здесь был высокий светловолосый воин. Ушёл на восток.
-Один? – глаза вожака зажглись охотничьим огоньком.
-Да, он был один – подтвердила старуха – Больше я никого не видела. А теперь убирайтесь, негодяи, дайте умереть спокойно.
Слова старухи о смерти оказались не пустыми причитаниями – вечером, уходя дальше, Авгал заглянул в землянку. Ведьма не встретила руганью, как он ожидал. “Старая, мы уходим. Прощай!” - крикнул атаман. Ответом было молчание. Осторожно приблизившись к сидящей у очага старухе, агэнаяр заглянул ей в лицо. Глаза колдуньи были широко открыты и неподвижны, лицо казалось умиротворённым. За свою жизнь Авгал навиделся достаточно смертей, чтобы понять, что ведьма мертва.
Предводитель кликнул своих воинов. Могилой Онге, Ведьме Из Под Холма, стало её же жилище. Сверху засыпанной землей землянки воткнули на скорую руку вытесанную жердину с яркой тряпкой. Авгал не пожалел для этого снятую с аганского десятника рубаху из крашеного эсхорского шёлка. Отдав последние почести великой чародейке, семнадцать воинов, все как один низкорослые и тёмноволосые, растворились в сумерках.
А ветер всё бесновался над степью, качая кроны деревьев и колыша густые травы. И яростно трепетал на ветру кусок красной ткани.
Глава третья. Княжна и чужак.
…увидишь красивых
жён на скамьях,
да не смутится
твой сон, и объятиями
не соблазняй их.
Речи Сигрдривы
I
Весна прошла. Замужество Дандальви всё откладывалось. Сначала отец не мог выбрать ей жениха, а к середине лета необходимость заручаться поддержкой кого-либо из племенных динов на время отпала. С востока, из своих унылых степей, на Мидду надвинулись луны, спасающиеся от ужасной засухи, второй год поражающей степи Загорья.
Гоня бескрайние стада отощавшего от бескормицы скота, гремя телегами, кочевники сметали всё на своём пути. Окраинные поселения бегдаганов и ботогунов были полностью вырезаны. Дины восточных аганских племён бросились за помощью к Бардэдасу. Под рукой Великого Князя собиралось ополчение одиннадцати племён. Власть ард-дина вновь небывало укрепилась.
В двух крупных сражениях луны были разбиты и отступили обратно за Серую реку. Однако небольшие их отряды продолжали тревожить бегдаганские и ботогунские селения стремительными набегами из-за реки. Угроза с востока заставляла отныне аганских динов подчиняться ард-дину.
На жизнь Дандальви это всё никакого влияния не оказало: она продолжала носиться под небесами на риси или, забравшись в безлюдную глушь, купалась в степных озёрах.
Вот и сегодня, встав, как всегда с рассветом, дочь ард-дина отправилась на конюшню. Лангастойле с ней не было – служанка вышла замуж, как она смущённо призналась госпоже, за того самого человека, который привиделся ей в землянке ведьмы. Княжна, недовольно сморщив лоб, отпустила Лану восвояси. Новой же прислужницы, готовой носиться вслед за госпожой по небу, найти пока не удалось – те, кого ей подбирал княжий ключник, быстро отправлялись обратно на скотный двор или кухню.
Вот и приходилось дочери ард-дина отправляться в полёт одной. Впрочем, она об этом нисколько не жалела. Когда Бардэдасу донесли, что его дочь едва ли не всё время проводит без присмотра, он отнёсся к этому равнодушно, сказав: “Чего бояться. От ветра никто ещё не забеременел”. Видар, присутствующий при этом, сказал, что такое, как раз было - когда Четыре Брата-Ветра положили начало роду людскому. Правитель развеселился: “Значит, и мне нечего будет в этом случае стыдиться, коль моя дочь принесёт в подоле”.