-Давай его сюда – сказал он.
В наступившей тишине, нарушаемой только урчанием в желудках пирующих, в зал вошёл колдун в сопровождении двух воинов, вооружённых короткими копьями. Морвэтил разочарованно сплюнул на пол – колдун-лумарг представлялся ему уродом, вроде агэнаярских шаманов, а перед дином стоял высокий молодой воин, смелое и гордое лицо которого обрамляли длинные золотистые волосы. На вид обитатель запада ничем не отличался от аганов.
-Ты и есть лумарг? – спросил дин.
-Да – громко и отчётливо произнёс гиалиец.
-Колдун? – Морвэтил отправил в рот кусок жареного гуся.
-Нет, в Бидлонте я был воином – ответил Даргед. Дин талдфаганов вновь разочаровано сплюнул на пол.
-Садись, лумарг – приглашающе кивнул хозяин дворца на скамью перед своим столом, обычно предназначающуюся для певцов и сказителей, и крикнул – Вина гостю!
Раб-прислужник угодливо поднёс гиалийцу полный рог скверно пахнущего пойла, которое трупоеды почему-то называли вином. Даргед, не морщась, залпом выпил содержимое кубка под одобрительный рокот дикарей. Через пару минут в голове приятно затуманилось.
“Дайте гостю заесть” – велел Морвэтил. Сидящий рядом с гиалийцем толстый аган с неряшливо торчащими во все стороны волосами, протянул жирный кусок оленины, насаженный на кинжал, едва не ткнув изгою в лицо. Даргеда от отвращения передёрнуло.
“Тебе что, лумарг, угощение с моего стола не нравится?” – дин недобро прищурился, чуя забаву.
“Нет, что ты, хозяин” – стараясь сохранить спокойствие, ответил гиалиец – “Просто мой народ не ест мяса и любой пищи, приготовление которой связано с умерщвлением дышащих существ”.
Да, всё правильно, Единый Народ не ест трупнятину. Только теперь это не его народ. Исключённый Из Перечня Живых с трудом сохранил спокойное выражение лица. Лишь едва заметно дёрнулись в несостоявшейся горькой усмешке уголки губ.
-Кто не ест мяса, тот становится слабым, как женщина – назидательно произнёс дин талдфаганов. Изгой вспомнил, что у трупоедов сравнение с женщиной – самое страшное оскорбление, которое можно смыть только кровью.
-Если мне дадут в руки меч – услышал Даргед свой собственный голос – То я покажу, кто здесь слабый как женщина.
В следующий миг он уже стоял над опрокинутой скамьёй. Гости талдфаганского правителя затихли, предвкушая забаву.
-Хорошо – кивнул Морвэтил, хищно оскалившись щербатым ртом – Дайте этому наглецу, вздумавшему оскорблять хозяев и гостей дома, меч. Деревянный – добавил дин – А его противнику принесите боевой, стальной.[5] Рабы послушно побежали искать деревянный меч, какие обычно используют молодые бойцы для тренировок. Другие рабы раздвигали скамьи, освобождая место для предстоящего боя.
Морвэтил Жестокий обвёл взглядом воинов, ожидавших в напряжении – кому из них достанется сомнительная честь отправить к трону Проклятого зарвавшегося чужака, вооружённого игрушечным мечом.
“Я вижу здесь юного Хадаса, сына Фомбола” – нарушил, наконец, молчание дин – “Пусть этот отрок, не ходивший ни в один боевой поход, покажет нашему гостю, что представляют собой аганские воины”.
Безусый юнец, непонятно по какому праву попавший на пир, где собрались бывалые воины, вышел, пьяно ухмыляясь. Раб-агэнаяр подал ему аганский боевой клинок. Другой прислужник протянул деревянный меч гиалийцу. Тот, отстранённо взирая на окружающее, взял в руки заострённый кусок дерева. Страха он не испытывал. Единственное, было немного обидно умирать вот так – в мрачном трупоедском логове, под визг толпы, жаждущей его смерти. Он ощущал сейчас жестокое любопытство дикарей. На сознание гиалийца давил гул мыслей трупоедов, горящих желанием увидеть, как наглый колдун падёт от меча сопляка. К радостному ожиданию примешивалось опасение какой-нибудь каверзы со стороны лумарга. Усилием воли Даргед закрыл свой разум, чтобы не слышать трупоедские мысли.
Хадас, дурацки ухмыляясь, занёс меч для удара – совершенно неумело, открываясь клинку противника. Будь у него сейчас не эта деревяшка, а стальной меч, пусть самый завалящий, Даргед мог бы закончить бой в два удара. Ну, ничего – можно поиграть и деревянным. Пока сопляк-трупоед замахивался для удара, гиалиец нанёс молниеносный удар, целя в грудь противника. Тот в испуге отскочил, успев, однако, махнуть своим мечом, отбивая выпад изгоя. Даргед едва успел убрать свою деревяшку из-под удара.
Хадас, сперва испугавшись, вскоре понял, что противник скован тем, что не может принимать его удары своим клинком, и перешёл в атаку. Гиалиец отступал, увёртываясь от неумелых замахов щенка. Наконец, юный аган, увлёкшись, раскрылся – совершенно нелепо. Чем Даргед и воспользовался, со всей силы вонзив меч Хадасу под подбородок, проворачивая его. Треск разрываемой кожи, и заливая кровью пол Гостевого Зала, сын Фомбола падает, хрипя. Бьющееся в предсмертных судорогах тело и изумлённо застывшие дикари на скамьях – последнее, что гиалиец успел заметить, прежде чем агония трупоеда болью взорвалась в его голове – никакое закрытие разума не помогло. Целая вечность боли, последней боли, и красная пелена перед глазами…
5
Согласно старинному аганскому обычаю, гости оставляли оружие и доспехи в прихожей, кроме кинжалов, которые использовали для разделки мяса во время еды. Хозяева также являлись в Гостевой Зал без оружия.