— Как с утра на дежурство ушел, так еще и не объявлялся.
— Дом разрешишь осмотреть?
— Смотрите, коли надо, — согласилась хозяйка, повернулась и, не оборачиваясь, пошла в комнаты.
Ничего не собирался искать Смирнов, просто хотел глянуть, как существовал в обыденности бывший вертухай, а ныне боец ВОХРа. Удивился: мебель сдвинута, со стен все снято, кучей — чемоданы и узлы.
— Ремонт? — поинтересовался Смирнов.
— На той неделе переезжаем. Свой дом построили, — равнодушно сообщила хозяйка.
— Ну что ж, — Смирнов в последний раз огляделся. — Вернется Петр, скажите, что им подполковник Смирнов интересовался.
Они вышли на улицу. Темень. Только маяком — фонарь-прожектор у закусочной. Казарян закурил.
— Дай курнуть, а? — жалко попросил Смирнов.
— Эх ты, волевик! — Казарян протянул ему пачку сигарет. — Я все могу, мне от этого говна отказаться — раз плюнуть.
Смирнов не слушал, не слышал, не реагировал: он страстно делал первую затяжку. Затянулся до солнечного сплетения с закрытыми глазами, широко открытым ртом медленно выдохнул теплый дым и только после этого спросил:
— О чем ты там, армянин?
— Так, печки-лавочки, — заметил довольный Казарян. — Теперь куда?
— А никуда. Все ясно: они сдадут мне Арефьева мертвяком.
— И ты ничего сделать не сможешь.
— Не не смогу, а не могу, Рома. Они его уже спрятали.
— Живым?
— Да. Почти наверняка живым. Чтобы потом подставить.
— А попытаться сейчас поискать его?
— И пытаться нечего. Они все — местные, а мы — чужаки, Рома.
— Но что-то надо же делать!
— Конечно, надо. Давай-ка в ментовку смотаемся. Понюхаем, как там у них пахнет, у местных Пинкертонов.
— Портянками, — предположил Казарян.
…Вечерней безлюдной Нахтой под вой взбиравшихся на длинный подъем за городом скотовозок. Через интервалы. Три скотовозки взобрались, пока они шли к райотделу.
И портянками попахивало, и потом, и ружейным маслом. Это — в дежурке. А в кабинете Поземкина пахло неплохим табаком и портупейной кожей.
— Ушел убийца-то. И от вас, и от меня ушел, — с ходу обрадовал Смирнов Поземкина. Капитан со следователем в перекидку читали какую-то длинную бумагу. Явление Смирнова и Казаряна прервало это милое мирное занятие. И Смирнов добавил еще: — Что в бумажках про это пишут?
— В этих бумажках пишут о том, что следует соблюдать социалистическую законность, Александр Иванович, — нашелся следователь. — И не мешать нормальному ходу следствия.
— Расскажите мне про нормальное следствие, Сергей Сергеевич, кажется? — вспомнил Смирнов и случайно увидел, что Казарян, как столб, стоит в дверях. — Садитесь, Роман Суренович. И я рядом. Будем слушать про ход следствия.
Он увлек Казаряна к стенке, к стоявшим в ряд стульям, и они уселись.
— Я не обязан перед вами отчитываться…
— А обязан отчитываться перед прокурором. Прокурора-то убили, Сергей Сергеевич! Мне чевой-то кажется, что вы с Гришей слегка об этом подзабыли.
— Вас просило начальство нам помочь, — обиженно вступил в разговор Поземкин, — а вы насмешки строите и путаете все.
— Ты знаешь, кто убил Власова и прокурора? — зло спросил Смирнов.
— Пока не знаю. А вы знаете?
— Знаю. Боец ВОХРа Петр Арефьев.
— Доказательства? — тут же влез следователь.
— Косвенных — навалом.
— Хотя бы пару-другую из навала, — потребовал следователь.
— В день убийства прокурора Арефьев никакого Ратничкина не видел в городе. Все его россказни о выпивке с Жабко, хитрое, так ему казалось, утверждение, что они выпили семьсот пятьдесят на двоих, пиджачок в полоску на Ратничкине, расстояние, с которого он узнал Ратничкина, — все это липа, склеенная на соплях, пальцем ткни, и все рассыплется.
— И вы ткнули?
— Ткнул.
— И рассыпалось? — все спрашивал-спрашивал дотошный следователь.
— К чертовой бабушке! Только что мы с Романом Суреновичем попытались навестить Петра Арефьева на дому и были обстреляны при подходе из пистолета «ТТ», судя по бою. Уже не в первый раз в меня постреливают. И все из «ТТ». Сегодня неизвестный, а скорее всего известный всем Петр Арефьев, выпустил в нас пять пуль. Какая-нибудь осталась в стене барака. Есть предложение провести сравнительную баллистическую экспертизу этой пули и пули, которая убила Ратничкина.
— Это уже серьезнее, — решил следователь. — Основная туфта показаний по Ратничкину в чем, Александр Иванович?
— В мелочах, как всегда у хитрых, которые считают себя умными. Вон ведь как про семьсот пятьдесят продумал! Если пол-литра, то зачем компанией с дружком надолго устраиваться? Хряпнули по стакану — и по домам. Если литр, то люди могут и усомниться: не спьяну ли померещилось. Для понта набросал бескозырок, пробок водочных, газету, а про серебряную бумажку из-под плавленых сырков забыл. Бескозырки две, а четвертинка, по утверждению Жабко, разливная, бумагой заткнутая. Да и не покупал нигде Жабко эту водку, проверено людьми, за которых я ручаюсь. Ну, и, конечно, пиджачок. Тут и говорить не надо, все собственными глазами видели. За Жабко всерьез взяться, и из него, как из рога изобилия…
Постучавшись и не дождавшись разрешения, в кабинет Поземкина ворвался в полной милицейской форме и при пистолете лейтенант Чекунов.
— Товарищ капитан, ушел! — закричал он, вытянувшись в струнку.
— Это мы уже знаем, — ворчливо заметил следователь.
— Откуда? — удивился Чекунов и тут увидел Смирнова и Казаряна. — Ну, точно. Мне жена Арефьева сказала, что вы только что были. И что стреляли по вам.
— А откуда она знает, что стреляли по нам? — быстро спросил Смирнов. — Может быть, мы стреляли, она же дома была, ни хрена не видела?
— Скорее всего в окно подглядывала, — растерянно предположил Чекунов.
— Что ж помалкивали? — вроде бы обиделся Смирнов. — Ведь тоже имели в виду Арефьева?
— Были кое-какие сомнения, — признался следователь. — Но хотели только передопросить.
— Но Чекунов-то наш шпалер нацепил!
— По моему приказу весь состав должен быть постоянно вооруженным, — объяснил Поземкин. — По вашему мнению, Александр Иванович, какие следует провести первоочередные действия?
— Арефьева поймать и узнать от него, зачем он убил прокурора. Теперь абсолютно ясно: смерть Власова — ширма для смерти Владимира Владимировича.
Долго молчали местные менты. Наконец следователь прорезался:
— Ложные показания — это хорошо, Александр Иванович. Но они уличают Арефьева во лжи — и только. Он ли в вас стрелял — еще неизвестно, доказывать надо. А собственно по убийству у вас что-нибудь имеется?
— Удары, приведшие к смерти Власова и прокурора, нанесены одним и тем же предметом, по моему стопроцентному убеждению, профессиональным тяжелым кастетом — темняком. Удары наносились сзади, сверху и чуть слева. С уверенностью могу сказать, что убийца — левша, высокий, по местным меркам очень высокий — метр восемьдесят семь — метр девяносто и огромной физической силы человек. Ищите и обрящете. Обрящете Петра Арефьева, других таких в Нахте нет.
— А он точно левша? Не помню, — засомневался следователь.
— Левша, — подтвердил Поземкин. — Он со мной рядом строится. Когда на срубе — топор всегда в левой.
Чекунову надоело стоять посреди кабинета, а разрешения сесть от командира не было. Поэтому решил привлечь к себе внимание:
— У меня тоже рост метр восемьдесят восемь.
— Кандидат, значит. Но ведь не левша? — спросил Поземкин и догадался — для него лейтенант заговорил. — А что стоишь-то? Ты садись, садись.
Чекунов облегченно устроился поблизости от Смирнова и Казаряна.
— Что ж, — решил Сергей Сергеевич. — Рабочая версия теперь имеется. Действуй, милиция.
— Лейтенант Чекунов! — официально призвал к вниманию Поземкин. Чекунов с плохо скрытым отсутствием энтузиазма опять поднялся. — Срочно оповестите весь личный состав, чтобы все были здесь через двадцать минут. Общая оперативка. Александр Иванович, вы будете присутствовать?