Выбрать главу
Нет, не глаза твои я вижу в час разлуки, Не голос твой я слышу в тишине. Я помню ласковые трепетные руки…

— Руки! — в совсем иной, нежели Шульженко, интонации строго приказала Лариса. Они с Сашей танцевали.

— Учтено, — послушно согласился он и слегка отодвинулся от Ларисы. Танец продолжался. Наконец Лариса не выдержала.

— Нет, тебя надо охладить! — заявила она. — Купаться!

Она стянула через голову платье, уронила его на траву и, на ходу теряя босоножки, бросилась в воду. Скинув брюки и рубашку, Саша последовал за ней. Хохот, визг, плеск.

— Вот черти-то! — позавидовала Клавдия.

— Молодые, — сказал Сергей, подумал и добавил: — Здоровые.

Одетые Сергей, Клавдия и Алик лежали у патефона. Первой выскочила из воды Лариса. Весело, как собака, отряхнулась и села рядом с Клавой.

— А что же вы, Клава? — спросила Лариса.

— Сил нет. Устаю на работе до невозможности, Ларочка!

— Где же вы работаете?

— Да за городом, в Истре… — начала Клава, а Сергей продолжал:

— На секретном объекте. На таком секретном, что даже мне не говорит.

Держа в сведенных чашей ладонях воду, появился Саша и навис над Сергеем.

— А ну, раздевайся, а то хуже будет!

— Сашка, не дури! — в испуге крикнул Сергей, а Клавдия добавила:

— Он стесняется.

— Я ему дам — стесняется! Считаю до трех. Раз…

Сергей поспешно стянул гимнастерку, белую исподнюю рубаху.

— Прекрасно, — решил Саша и вылил воду на Алика. Алик взвизгнул, вскочил, бросился на Сашу и вдруг замер: на спине Сергея под левой лопаткой он увидел ужасный шрам.

— Это от того осколка, Сергей Васильевич? — тихо спросил он.

— От того, от того, — недовольно подтвердил Сергей и, обернувшись, поймал остановившийся взгляд Ларисы.

— Удивительная штука эти осколочные ранения! — профессионально, без интонаций, констатировала Лариса. — Не скажи вы, что это осколочный вход, без колебаний решила бы — типичный шрам от ножевого удара.

И сразу напряжение сковало пикничок.

— Что-то скучно стало, — бодро и быстро заговорил Сергей. — А все потому, что всухую сидим. Ну-ка, Клава, домой. Мы тут еще малость позагораем, а ты в дому все как надо приготовь. Ясно тебе, Клава?!

— Ясно, — ответила Клава и поднялась. — Я пойду.

Все четверо проводили ее взглядами.

— Алик, заводи! — приказал Саша. — Замерз я, мы с Ларкой опять плясать будем.

Снова запела в граммофоне Шульженко. Саша обнял Ларису и мельком глянул вслед уже скрывавшейся за деревьями Клаве. Сергей, поймав этот взгляд и выждав, когда Саша с Ларисой, танцуя, отошли подальше, подвинулся, не поднимаясь, по траве к барахлишку обнаженных танцоров, лежавшему рядом с Аликом.

А Шульженко рассказывала:

В запыленной пачке старых писем Мне случайно встретилось одно, Где строка, похожая на бисер, Расплылась в неясное пятно…

Большим пальцем ноги Сергей незаметно приоткрыл Ларисину сумочку, увидел рифленую рукоятку парабеллума и резко вскочил. Почти одновременно с ним вскочил испуганный Алик, перекрыв путь к пистолету.

Тогда Сергей, оглядев всех их, настороженно обернувшихся к нему, потянулся лениво и сказал:

— А что ждать, пошли и мы.

Они молча шли через Тимирязевский лес к переезду. У переезда на Большой Коптевский они остановились, пережидая: приближался состав. Сергей с Аликом подошли к путям, а Лариса с Сашей отстали. Поезд стремительно надвигался.

И в этот момент Сергей прыгнул. Он прыгнул перед самым носом паровоза и, чудом уцелевший, оказался на той стороне пути, по которому, отгородив его от Саши, Алика и Ларисы, катил бесконечный поезд. А с этой стороны бесновался Саша:

— Идиот! Я полный идиот! Как же я не допер! Как же я раньше не допер! На замок купился!

Состав был бесконечен, и Саша, глядя на пробегавшие мимо кирпичные вагоны, уже тихо попросил Ларису:

— Машинку отдай.

Лариса достала из ридикюля парабеллум и протянула Саше. Он засунул пистолет за ремень и выпустил рубаху, закрывая рукоятку. А поезд все шел. Саша ждал, закрыв глаза и скрипя зубами. Мелькнула площадка последнего вагона, на которой был дед с желтым флажком, и они побежали.

Дом в Кочновском горел. Уже приехали пожарники, и желтые в солнечном свете струи долбили крышу, стены, выдавливали окна.

— Там человек! — задыхаясь, прокричал Саша.

— Нету там никого. Не видишь, что ли? Замок, — раздраженно ответил ему начальник пожарной команды, озабоченно наблюдавший за действиями своих подчиненных. Ни слова не говоря, Саша вырвал у ближайшего пожарника топорик и кинулся к дому. Одним движеньем сбив замок, он распахнул дверь, из которой выкатился шар белого дыма. Когда дым уплыл, он увидел, что прямо у порога лицом вниз лежал человек. Схватив человека под мышки, Саша оттащил его в сторону.

Без погон, без орденов, в застиранной гимнастерке лежал на траве солдат с усталым, иссеченным морщинами лицом.

— Лариса! — криком позвал Саша. Подошла Лариса, подняла руку солдата — пощупала пульс.

— Он мертвый! — сказала она, отпустила руку и, прикрыв ладонью задрожавший рот, стала пятиться к толпе, к живым.

Живые стояли в отдалении, не приближаясь. Только Саша был рядом с солдатом. Опустившись на колени, Саша посмотрел в мертвое лицо, как бы молчаливо извиняясь, проверил карманы солдата. В нагрудном была бумага. На бумаге крупным почерком не особо грамотного человека было написано:

— «Прошу того, кто найдет мое мертвое тело, написать по адресу: город Лысьва Молотовской области, Посадская улица, дом десять, Ефросинье Петровне Одинцовой. И сообщить ей, что сын ее, Одинцов Сергей Васильевич, который может умереть каждую минуту, умер, наконец. И матери хлопот не доставил. И чтоб не очень убивалась. Одинцов Сергей Васильевич, 1918 года рождения».

Саша аккуратно сложил записку, сунул в задний карман, обвел толпу мутным взглядом и вдруг бросился бежать.

Инвалидный рынок был рядом. Опершись руками о прилавок, он долго смотрел на Петра, не говоря ни слова. Потом ударил его по красной морде. И еще раз ударил. И еще.

— За что, Саша? — негромко спросил Петро. Тихая тонкая струйка крови ползла из его разбитого носа.

— Где нора твоего гада? — вопросом на вопрос ответил Саша.

— Какого гада?

— У которого ты на побегушках. Которому ты доносил о каждом моем шаге, одноногая скотина.

— Ты о Сереге? — голос Петра зазвучал угрожающе. — Тогда полегче на поворотах, парень.

— Куда он уполз? Куда он мог уползти?

— А пошел ты! — с отчаянной ненавистью выкрикнул Петро.

— Слушай меня внимательно, Петя, очень внимательно. Сейчас ты мне скажешь, где он. Я пойду туда и возьму его. Потому что он убийца и бандит, ворующий у голодных людей, грабящий израненную мою страну. А если не скажешь, я убью тебя, Петя.

— Убивай, — согласился Петро. — Убивай, щенок. Люди! Страна! Чем отплатили нам люди, из-за которых мы лишались жизней? Что сделала страна для того, чтобы мы достойно прожили остаток наших дней? На что нас обрекли? На это! — Петро ударил кулаком по мешку с семечками. — Мы сами наложили контрибуцию на страну, которой мы завоевали победу. Мы. Я — инвалид войны. И Серега — герой войны.

— Пошли, — совсем спокойно предложил Саша.

— Куда?

— Пошли. — Саша схватил Петра за рукав и поволок за собой.

Идти было недалеко. Солдат по-прежнему лежал на траве и по-прежнему стояла молчаливая толпа. Саша приказал Петру:

— Смотри. — Петр смотрел. Саша вынул из кармана записку, протянул Петру и предложил: — Читай. Это было у него в кармане.

Петр прочитал, поднял глаза на Сашу, спросил, ничего не понимая:

— Как же так?

— А так! Твой гад спаивал его, потерявшего надежду на все, он держал его взаперти и спаивал, а сам, прикрываясь его наградами и документами, дурил головы таким, как ты, грабил, убивал!

— Как же так? — повторил Петро.

Пыхтя мотором и переваливаясь по булыжнику, приближалась большая санитарная машина. Развернувшись и рассеяв толпу, она подала задом и нависла над солдатом. Из кабины выпрыгнул мужчина в белом халате, достал папиросу, закурил.