— Как бы я хотел верить тебе… Как бы я хотел верить тебе… Все, ухожу!
Вылетаю из камеры, сбивая по пути стул. За спиной стонет Блейдси:
— Бруууссс…
В коридоре понемногу прихожу в себя. Тычу пальцем в сторону камеры.
— Свихнулся. Совсем ёбнулся. Не давать ему никакого кофе, — шепчу я изумленному недоумку в форме.
— Ладно, босс, — робко говорит он.
Вот такие парни мне нравятся. Мне нравится, когда меня называют боссом. Вот получу повышение и сделаю так, что все недоумки в управлении только так и будут ко мне обращаться. Серьезно! Я прощаюсь с гребаным католиком Маклафлином, благодарю его за помощь и подтверждаю, что да, теперь, оглядываясь назад, становится ясно: в данном случае мы имели дело с подпорченным товаром в форме брата Блейдси. Возвращаюсь в управление. Сажусь за стол и приступаю к изучению готовых лопнуть шаров Моники из Шеффилда с четко выраженными сосками. Сразу видно — фотограф свое дело знает.
Звонит телефон. Звонок из города. Сердце подскакивает, и грудь как будто сдавливает. Беру трубку.
— Да?
Это Банти.
— Банти.
— Его взяли?
— Да. Я только что виделся с ним.
— Держу пари, он по-прежнему все отрицает.
— Да… этого и следовало ожидать. Они все так себя ведут. Должен сказать, приятного мало.
— Да, наверно… Брюс, когда я смогу тебя увидеть?
— Я думал об этом, Банти, и полагаю, будет лучше, если мы не станем сейчас демонстрировать наши отношения. По крайней мере до тех пор, пока все это немного не поутихнет.
— Что…
— Банти, я очень многим рискую. Я детектив. Мне давно следовало взять Клиффа под подозрение. Я знал, что он за человек, знал о пленках и всем прочем… Мы… я… надо мной же все станут смеяться! А впереди заседание аттестационной комиссии. Ты понимаешь, о чем я?
— Брюс, никто ничего не узнает. Я буду очень осторожна. Обещаю, что никому ничего не скажу. Но ты должен приехать ко мне, Брюс…
— Конечно, приеду, — негромко говорю я в трубку. — Ведь у нас с тобой не просто так, верно? У нас с тобой по-особенному.
Не волнуйся, толстуха, скоро я приеду и выебу тебя.
— Я тоже так думаю. — Голос у нее ломается. — Но я никогда не стану между тобой и твоей карьерой, не сделаю ничего такого, что могло бы повредить тебе.
— Банти, ты даже не представляешь, как много значит для меня то, что ты сказала. Всю свою жизнь я чувствовал, что предназначен для чего-то большего, но всегда было что-то, что сдерживало меня, тянуло назад. В моей мозаике всегда недоставало какой-то детали. Теперь я понимаю, что этим недостающим кусочком была любовь. Любовь и понимание чудесной женщины. Эта чудесная женщина — ты, Банти. Ты столько выстрадала, прошла через такие испытания… Я хочу это исправить.
— О Брюс…
— Ты просто помалкивай пока, дорогая, а я скоро приеду. Обещаю.
— Хорошо, Брюс.
— Мы скоро увидимся.
— Брюс… я люблю тебя.
Пошла на хуй, жирная падаль! Наши отношения вступили в завершающую стадию в тот момент, когда Блейдси оказался на казенной койке. Можно, конечно, еще какое-то время поводить эту корову за нос, избегая неудобных вопросов и пользуясь ею для поддержания чистоты и порядка в доме.
— Я тоже люблю тебя, Банти.
Молчание.
— Мне надо идти, — говорю я.
Звонят по другой линии. Снимаю трубку. Ширли. Чтоб ее! В углу, возле раковины, стоит Гиллман с моей фирменной кружкой. Перехватив мой взгляд, он свободной рукой показывает на чайник.
— Ширли, — коротко говорю я.
— Проверяю, остался ли в ящике «Кит-Кэт». Парочка еще завалялась.
— Брюс… мне необходимо повидаться с тобой. Нам нужно поговорить.
Показываю Даги большой палец.
— О чем?
— Мне надо тебя видеть! Пожааалуйссста…
Эта сучка сведет нас с ума.
— Хорошо, хорошо. В «Джинни Динс» через полчаса.
— Пожалуйста, Брюс, будь там. Не подведи меня…
— Да… конечно, нет, — говорим мы ей. Что «да»? Что «конечно, нет»? Затем, думая о Банти, но не о чувствах, а о том, что мы ей сказали, добавляю: — Я люблю тебя.
— Что? Ты серьезно?
Принцип одинакового подхода. Что даешь одной, то давай и другой. Укрепляет доверие в межличностных отношениях.
— Я не привык бросать такие слова на ветер. Уже иду. Увидимся.
— Пока.
Кладу трубку. Что нужно от меня этой тупой корове? У нас и без нее проблем выше крыши. Иду к чайнику, туда, где совещаются Гиллман и Леннокс.
— Гаскойн был прав, а Бест[37] так прямо и сказал. Тот не мужик, по крайней мере не настоящий мужик, кто ни разу не съездил своей бабе по физиономии. А все остальное — пустая либеральная трескотня. Переступила черту — получи по зубам. Только так и не иначе.
37
Гаскойн и Бест — знаменитые британские футболисты, отличавшиеся тягой к спиртному и невыдержанностью в быту.