Гудок.
— Кто-нибудь дома? Ладно, понял…
Гудок.
— Брюс… пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, позвони мне. Позвони мне!
Гудок.
— Гас. Я пролетел, Брюс. Они отказали мне. Позвони. Я это так не оставлю. Ты знаешь, кто пошел на повышение.
Гудок.
— Алло…
Гудок.
Хватит. Отключаю телефон. Что мне сейчас надо, так это побольше смотреть телевизор.
Телевизор.
Нет. Каналы, голоса… везде эти ебаные голоса…
Стук в дверь. Я бы и не открыл, но тот хуй, кто бы он ни был, колотит и колотит, как будто вознамерился войти любой ценой. Так стучат полицейские. Открываю. Так и есть, он стоит передо мной, а я смотрю ему через плечо и вижу, как «БМВ» Тома Стронака выезжает со двора и сворачивает на дорогу. Зимнее солнце бьет в глаза. Метель. Она прошла. Вот же блядство.
— Я должен был прийти, Брюс, — говорит он нам. — Беспокоился о тебе. Ты, конечно, попал. В общем, я должен был прийти.
Мы предпочли бы закрыть дверь, но в данный момент, похоже, его легче впустить. Ничего не говорим, но проходим в кухню и садимся. Смотрим на сад — все мертво и заброшено. А когда-то там было мило. В саду работала Кэрол, я — никогда. Хотя я ценил ее усилия. Мне нравилось сидеть там с баночкой пива. Простые удовольствия. Качели… я поставил их для Стейси несколько лет назад. Сколько?
Рэй проходит за мной и садится напротив. Озабоченный гость.
— Конечно, Брюс, не мне тебе говорить, что хотя я и рад повышению, но… ну, ты понимаешь. Если бы ты не… ну, если бы не твои проблемы… конечно, это место досталось бы тебе, приятель. Надо признать.
— Ладно, Рэй, как есть, так и есть, — киваем мы.
Вот оно что. Вот что хотел сказать Гас.
Физиономия Леннокса установлена на осторожную улыбку, которая почти не затрагивает подтянутый рот; взгляд бегает, но как-то механически, и глаза остаются мертвыми. Сейчас он полицейский.
— Знаешь, в чем твоя проблема? — Рэй холодно смеется. — Проповедывал одно, а практиковал другое.
Мы не отвечаем.
Леннокс говорит так, словно заботится о нашем благе, а вовсе не пришел покрасоваться.
— Ты же сам мне говорил, Брюс. Помнишь? Вникни, какова линия партии, а уж потом трепли языком.
— Да, помню, — говорим мы.
— Так вот, Брюс, тебе придется выучить новую роль. Как ту чушь насчет равных возможностей. Мели, что хочешь, но делай это с убеждением. Вот почему такие, как Гиллман… — Он снисходительно усмехается и качает головой. Отрепетировал. — Никакого расизма, никакого женофобства. Ты же не первый день живешь, Брюс. Вся эта чушь про равные возможности началась с массовой безработицы. Нельзя же допустить, чтобы какая-то шелупонь отбирала работу у сынков и дочек богачей. Вот и появилась кучка привилегированных черножопых, чтобы демонстрировать перспективу для всех. А на самом деле хорошая работа всегда приберегается для буржуазии. Вводятся всякие требования по образовательному минимуму, о которых раньше и не слышали, и все такое прочее. На хуй перемены. В Лондоне черные будут время от времени получать дубинкой по башке от своих. Все должно оставаться по-прежнему. Ты и сам понимаешь.
— Да, верно, Рэй.
— Не хочу сказать, что ты динозавр, Брюс, но ты сам позволил этим мудакам представить себя в не самом лучшем виде. Держи карты поближе к груди, приятель.
— Верно, Рэй, я всегда тебе так говорил.
— В том-то и дело, что говорил.
Он оглядывает комнату и брезгливо морщится. Встает. Леннокс победитель — Робертсон побежденный.
Кто бы мог подумать. Наверное, только Леннокс.
— Ладно, Брюс, мне пора. И последнее. Когда получаешь повышение, возникает проблема, как строить отношения со старыми друзьями и все такое.
Он пристально смотрит на нас, как будто ожидает, что мы сейчас закиваем и скажем, да, конечно, понятное дело, Рэй. Но в наших глазах пустота. Нам нечего сказать.
— Мы с тобой оба профессионалы, Брюс, и наше дело — утверждать закон. Однако твои методы и мои методы — две очень разные вещи. У нас в прошлом были кое-какие общие делишки, но теперь с этим покончено. С коксом и всем остальным дерьмом. — Он снова смотрит на меня, и я впервые замечаю в нем уверенность, которой никогда не наблюдалось раньше. Уверенность человека, знающего, что за ним сила государства. — Усек?
— Конечно, Рэй.
— Как поется в песне, «что прошло, то прошло, и быльем поросло». Не забывай об этом, и все будет в порядке. О’кей?