Смотрю на страницу три. Сегодня у нас Кэтлин Майерс. Та еще блядь. Громадные буфера и фантастическая задница. Жаль, на снимке мало что видно. А глазки как будто говорят: ну же, Брюс, пойдем в кроватку.
Набираю домашний номер Блейдси. Слава Богу, у них еще не установили определитель. Если так пойдет дальше, то скоро придется быть полицейским только для того, чтобы играть в такие вот простенькие игры.
— Здравствуйте, три-три-шесть-два-девять-четыре-шесть.
Голос Банти. Я еще ни разу с ней не встречался. Отвечаю не сразу.
— Алло? Кто говорит?
Стараюсь представить, как она выглядит. Думаю о Блейдси. Он напоминает мне Фрэнка Сайдботтома, комика с большой фальшивой головой. Манчестерский акцент? Ну, для этого нужно только зажать нос.
— Привет.
— Кто это?
— Мне дал этот номер один друг.
— Кто вы? Что вам нужно?
— Скажем так, я слышал о вас все. И знаю об услугах, которые вы предоставляете.
— Послушайте, вы, наверное, ошиблись номером…
— Это три-три-шесть-два-девять-четыре-шесть?
— Да…
— Тогда я, выходит, не ошибся, верно?
— Кто дал вам этот номер?
— Некто, отзывавшийся о вас очень хорошо. Он мне все про вас рассказал. Сказал, что даете вы первоклассно…
Мой петушок поднимает головку — я вижу перед собой лицо Кэтлин и слышу молчание Банти. Потом гудки.
Проблема с игрой в том, что мы не мыслители. Мы действуем. Надо постоянно что-то делать, постоянно отыскивать что-то новое.
Мы охраняем порядок в обществе. Я часто думаю о том, что это значит. А значит это то, что нам платят за работу, которую мы не в состоянии делать хорошо из-за подлых говнюков: политиков, адвокатов, судей, журналистов, социальных работников и им подобных. Возьмите, к примеру, городской совет Эдинбурга. Дайте мне власть, и я покопаюсь в маленькой черной адресной книжке, которая лежит в тумбочке у кровати. Сделаю несколько звонков, намекну на то-другое, и вы увидите, как посыплются все эти криминальные фигурки.
Решение вопроса по Робертсону.
Никакой пощады. Уровень терпимости — 0.
Теперь уже звонит мой телефон.
Тоул.
— Поднимитесь ко мне, Роббо, — говорит он и, не дожидаясь ответа, кладет трубку.
Вот сука. Думает, я вот так возьму, все брошу и помчусь наверх по первому его требованию. Как будто мне заняться больше нечем. Блядская работа. Такую работу не понять всяким недоумкам. Мудак Тоул, видать, уже сросся со своим хреновым креслом. Не иначе как ждет еще одного отчета с донесением об успехах. Надеюсь, это не затянется надолго, потому что у меня в планах есть кое-что поинтереснее. Поцелуй меня в жопу, мудила. В мою пахнущую беконом полицейскую жопу.
Поднимаюсь наверх и делаю заход в административный отдел с надеждой увидеть ту соблазнительную блондинку. Хрен вам. Этот раздолбай Леннокс уже крутился вокруг нее в столовой.
Тоул выглядит не лучшим образом, весь какой-то напряженный. Я сажусь к столу. Вообще-то живчиком он никогда не был, наш братец Тоул, но и у него есть один характерный жест: поджимает губки. Платочек на голову — вылитая старушка.
— Есть о чем подумать, Роббо, — решительно говорит Тоул, и вся его плотная фигура как будто излучает этот решительный настрой. — Нашли молоток. Лежал в земле под кустом в самом конце Принсис-стрит-Гарденс. Эксперты обнаружили микрочастицы крови и ткани, совпадающие с образцами, взятыми у жертвы. Как я уже сказал, валялся под кустами.
Кусты. Густые темные кусты. Пожеванные губки из Амстердама. Если бы у меня был молоток. Молоток из дома ужасов.
— Отпечатков, полагаю, нет? — механически спрашиваю я.
— Нет, его вытерли, если, конечно, убийца не надевал перчатки. Как тебе известно, парень — сын дипломата, — говорит Тоул, понижая голос и поднимая глаза кверху, как будто ждет, что я откликнусь чем-то вроде «вау!» или «клево!».
Но мне-то на все насрать.
— Понятно. Что за молоток?
— Обычный стальной гвоздодер с резиновой насадкой на рукоятке. Стандартная модель, такой можно купить в любой скобяной лавке. Серийный номер спилен. Тот парень знал, на что шел.
— Ладно, отправлю кого-нибудь проверить магазины. Пусть постараются выяснить, кто покупал молоток в последние месяцы.
В любом случае этой херней будет заниматься кто-то другой. Какой-нибудь мудак в фуражке.
Про себя я думаю о том, что если пара недоносков зашибли черномазого, которому, насколько я знаю, делать в нашем городе было нечего, то и хуй с ним. Кому он нужен? Стоит ли из-за него рвать жилы? Ответ: стоит. Это нужно мне. Скоро реорганизация и вместе с ней новая должность. Мне нужна эта должность, и я буду рыть землю, чтобы найти гребаного подонка, ни за что ни про что уделавшего нашего цветного кузена. Это, если называть одним словом, профессионализм, а я самый что ни на есть настоящий, мать вашу, профессионал, чего никогда не поймут здешние недоумки. Правила везде одинаковые.