Мы уже собираемся уходить, когда Рэй поворачивается к Окки.
— И оставь себе эти таблетки. Мне они ни к чему. Попробовал разок, но эффекта никакого. Слишком расслабляют, хочется всем улыбаться. В моей игре такие не годятся. Хотя тоже наркотик.
Он смеется.
Окки испуганно кивает.
— Тебе надо поучить ее работать языком, — смеюсь я и киваю в сторону спальни.
Качая головами и хохоча, мы уходим. За дверью бьем друг друга по рукам.
Прикольный парень этот Рэй. Если бы все в полиции были вроде него, работать стало бы куда легче.
Уик-энд! Ухожу пораньше; не возвращаться же в управление, где Драммонд начнет нести чушь насчет двух телок, которые отлично знают, что Сеттерингтон и Горман были с компанией в клубе, но пытаются выгородить их, подкидывая всякие небылицы и стараясь увести следствие в сторону.
Я дома. И не один, а в обществе Фредди Меркьюри и Кайли Миног. Кайли Миноуг. Можно говорить что угодно о том, как она поет и как держится на сцене, но она — куколка. Вот бы в полиции работали такие птички, как Кайли, а не овчарки вроде Драммонд. Или уж хотя бы те пташки, которые нравятся Стейси; они бы тоже сошли.
Скажи, кто тебе действительно нравится? Кто твои любимые? Кэрол поворачивается и саркастически смотрит на нас: глупый вопрос.
Немного отрабатываю манкунианский акцент Фрэнка, потом делаю контрольный звонок Блейдси, проверяю, на работе ли он. Бедняга на работе и сообщает, что как только освободится, так сразу отправится в паб. Горит на службе наш брат Блейдс. Верный признак того, что ты либо трахаешь кого не должен, либо, как в случае с Блейдси, не трахаешь того, кого должен.
Затем звоню Банти.
— Привет, Банти. Вас ведь так зовут?
— Да. А вы кто?
— Держу пари, у вас волосатая задница. Когда вы в последний раз занимались любовью, Банти?
— Это не ваше дело… и вообще мне вас жалко. Ваша жизнь, должно быть, ужасно скучна, если вы так интересуетесь чужой. Вы неудачник.
Ну и ну. Какое унижение. Как пережить столь сокрушительный удар по моему самолюбию? Ох, ох, мне уже не подняться.
— Ну спасибо. А как быть с вашей жизнью, Банти? Разве она не скучна и однообразна?
— Не ваше дело. Кто вы? Что вам нужно? Как вас зовут?
Вопросы и ответы, правда и ложь…
— Вообще-то меня зовут Фрэнк.
— Так вот, Фрэнк, вы жалкое подобие человеческого существа.
Неужели, дорогуша? Как интересно, что вы это заметили. А все папочка. Я виню его. Плохой был человек. Но как быть с вами, моя сладкая, с вами, состоящей в браке с неким Клиффордом Блейдси?
— Мне сказали, что вы принимаете сзади, Банти. Это так?
— Боже, какой вы жалкий человечишка. Кто понарассказал вам всю эту чушь?
— Кто? Кто?.. Мне сказал… маленький Фрэнк.
— А он кто такой?
— Он… он… Я не буду с вами больше разговаривать, — пищу я.
Да, та еще сука. Крута. Неудивительно, что старина Блейдси по большей части гоняет вручную со свежим газетным номером. Чем они круче, тем с ними труднее. Вот он, настоящий вызов. Мы решаем временно отступить.
— Скажите, кто этот Маленький Фрэнк? — настаивает она.
— Упс… извините, Банти, меня зовет мамочка, я должен идти. Из-за вас у меня будут неприятности. Иду, мам… Нет, я не звоню никаким грязным проституткам…
Бросаю трубку. Да, эта может принять палку. Хорошо. Ей срочно требуется крепкая оттяжка. Приятное чувство в штанах подсказывает, что сейчас самое время провести сеанс с материалом Гектора Фермера. Подрочить на какую-нибудь сисястую, а потом постараться отправить в следующую жизнь то, что осталось от прошлой ночи с Руби Мюррей. К яйцам все еще больно притронуться, а возбуждение нарастает при мысли о губках Стефани.
Через какое-то время терпеть становится невмоготу, так что я отправляюсь в сауну Мэйзи, более известную как «Рыбзавод». Сама Мэйзи на болтовню не настроена и дать профессиональный совет не может, но я нахожу одну молоденькую шлюшку и веду ее в гольф-клуб «В&В», которым заведует один мой старый знакомый, за которым числится небольшой должок. Пытаюсь трахнуть ее, но у меня элементарно не встает — конечно, из-за экземы, — так что я пускаю в ход палец и заставляю ее отсосать. Она желания не проявляет, но я говорю, что разнесу их гребаный бордель, если не получу своего, и у нее нет выбора. Когда ее запах становится невыносимым, посылаю шлюху куда подальше, чтобы не поддаться соблазну сломать суке челюсть.