— Но ты же пользовался услугами представительниц самых разных расовых групп, а, Роббо? — шепчет Блейдси.
Подзываю стюардессу и заказываю еще виски. Кто пьет виски, у того червяки не заводятся. Выжигаем врага внутри.
— Да, я трахал блядей всех цветов кожи. Но это совсем другое, Блейдси; мы же ведем речь о неотъемлемом праве каждого находящегося за границей шотландца: ебать шлюх в жопу!
Я поднимаю стакан.
— Извините?
Голос сзади. Оборачиваюсь и вижу какого-то козла с напомаженными волосами и торчащими зубами.
— Что? — цежу я, глядя ему в глаза.
— Если вы намерены говорить о такой мерзости, то будьте любезны делать это не так громко. Вас могут услышать женщины и дети.
Он кивает в сторону девчушки с хитроватым взглядом и смущенной женушки.
Мерзость? Ладно, я покажу засранцу, что такое мерзость. Этот козлина еще не знает, что такое мерзость.
— Вы приказываете или просите? — спрашиваю я.
— Что?
— Терри.
Женщина тянет его за рукав.
— Э… Брюс… полагаю… — влезает Блейдси.
— Вы приказываете или просите? — медленно и со значением повторяю я.
— Я прошу вас… вежливо… но если вы не прекратите, то я позову стюардессу.
Я улыбаюсь и пожимаю плечами.
— Отлично. Извините, если мы вас каким-то образом оскорбили. Раз уж вы просите…
Поворачиваюсь и сжимаю подлокотник так, что даже пальцы белеют.
— Я ему покажу, этому пиздюку, — шепчу я, наклоняясь к Блейдси. — Попомни мое слово, брат Блейдс.
— Оставь его, Брюс…
Больше ничего интересного не происходит, и мы приземляемся в Брюсселе. Здесь нам с Блейдси надо убить час времени до пересадки на рейс в Шипол. Меняю немного мелочи и отправляюсь в бар, где беру пару пинт «Стеллы». С этими бельгийскими франками чувствуешь себя миллионером, но они того стоят.
Два придурка в костюмах, которые сидели впереди нас в самолете, уже тянут пиво.
И тут я замечаю зубастого мудака, того, который сделал мне замечание, Мистера Счастливое Семейство. Он один и держит путь в туалет. Я поднимаюсь.
— Ты куда? — немного встревоженно спрашивает Блейдси.
— По делам, — отвечаю я.
Он качает головой.
Следую за мудилой в туалет. Кроме нас, там никого нет. Я даю ему поссать и стряхнуть, потом встаю рядом. Он озадаченно смотрит на меня, потом, узнав, кривит физиономию.
— Вы… — Он фыркает и опускает руки. — Если ищете неприятностей…
Ишь какой ковбой. Мне это на руку.
— Уверяю вас, сэр, меньше всего мне нужны именно неприятности. Я лишь хочу объясниться. — Вытаскиваю удостоверение и быстро произношу: — Детектив-инспектор Брюс Робертсон, полиция Эдинбурга.
Все равно скоро буду инспектором.
— В чем дело?
В его голосе слышится нотка паники.
— Сэр, я разрываюсь между двумя противоречивыми желаниями: свернуть вам шею и пожать вам руку. Пожать руку, потому что я сам семейный человек и вы были совершенно правы, когда сделали мне замечание в самолете. Абсолютно с вами согласен, так разговаривать недопустимо. Свернуть же вам шею я хочу потому, что работаю сейчас под прикрытием в сотрудничестве с голландскими коллегами. В самолете я должен был привлечь к себе внимание двух мужчин, сидевших впереди. Вы знаете что-нибудь о детской порнографии, сэр?
Мудак кивает, хотя ничего и не понимает.
— Вам приходилось смотреть видеофильмы с участием детей?
— Нет… я…
— Когда несчастные дети исчезают с улиц британских городов, они проводят последние часы в мучениях, которым их подвергают на заброшенных складах в пустых амбарах. Все это снимается на видео для последующего распространения по Европе. Амстердам, Гамбург и так далее. Эти двое — порноторговцы, которые везут к месту назначения свой гнусный товар.
— Вы хотите сказать, те два джентльмена в костюмах…
Я киваю с мрачным видом.
— Мы пытались войти в контакт с этими чудовищами, чтобы сорвать их операцию. Нам пришлось опуститься до обсуждения самых мерзких вещей, чтобы, так сказать, настроиться на их волну, привлечь их внимание. И они уже были готовы предложить нам свою грязную продукцию, когда вдруг на сцену вышел добропорядочный, но не догадывающийся о сути происходящего член общества…
— О Боже, что же я наделал, инспектор!
Придурок виновато смотрит на меня.
— Скажу одно, вы определенно не посодействовали нам в проведении операции.
— Могу ли я сделать что-то? Как-то помочь?
— Сэр, я подошел к вам, чтобы как супруг и отец принести извинения за свое поведение в самолете, к которому был принужден силой обстоятельств. Я не собираюсь просить вас о какой-либо помощи в проведении полицейского расследования. Хочу, чтобы вы знали, как неприятно было мне произносить омерзительные слова в присутствии ваших жены и дочери, но если бы видели те видео, видели, каким унижениям подвергаются дети, как они страдают… Я прослужил в полиции много лет и знаю, что тех ублюдков надо прижать к ногтю. Я сделаю все возможное, чтобы достать их!