Он лежит лицом к стене и бубнит, так что я слышу только голос, но плохо разбираю слова. Похоже, мой приятель в стельку пьян. Выясняется, что он встретил трех парней из Лондона, и они нарезались по полной. Мы треплемся о том о сем, пока речь не заходит о музыке. Я упоминаю, что мне нравятся «Мотаун», Марвин, «Смоки» и тому подобное; вернее, нравились, пока до меня не дошло, что держать дома музыку черножопых есть признак слабости, и тогда я выбросил все альбомы.
Голос Блейдси звучит в моей затуманенной голове высоким непрекращающимся писком.
— Как же это тебе, расисту, может нравиться «Мотаун»? — завывает он. — То есть, я хочу сказать, как ты можешь быть расистом и любить Марвина Гэя[19]?
— Марвин Гэй не черный.
— Что ты говоришь?
— Для меня он не был черным. Черным был тот хер, который его убил. Вот он был гребаным ниггером.
— Но его же убил собственный отец!
— Да. Черный.
Я уже ничего не чувствую. Не чувствую, как встаю, как подхожу к нему, но чувствую, что хватаю Блейдси за горло, и слышу, как он кричит:
— Что ты делаешь, Брюс? Это же я! Я!
Я знаю, что это он, но хочу придушить придурка, выбить из него дерьмо, перекрыть ему кислород. Ради его же блага.
Всех не спасешь
Парень на мосту
Убивать легко
Почему же спасать так трудно
Остановить их
Остановить его
Стены дрожат от крика, и я выпускаю ее из рук… его шею…
Ну, каково оно?
Когда я выхожу, он все еще лежит на кровати, потирая свою тощую гусиную шею и хватая ртом воздух.
Не могу поверить. Я напал на Блейдси. Моего приятеля. Моего спутника. Брата Блейдса. Товарища. Друга. Спускаюсь по узкой лесенке, прохожу мимо недовольного блондина за стойкой. Из-под фонарного столба мне улыбается потертая уличная сучка. Захожу в бар и заказываю «хайнекен». Из головы не выходит Блейдси, этот жалкий пришибленный мудак, которому так мало надо и который не понимает, какую злость пробуждают его отношение к жизни и манеры в нас, остальных, которым в этом мире никогда и ничего не бывает достаточно.
Сажусь на стул; в груди что-то стучит. Руки дрожат, в ушах звенят голоса, говорящие на непонятном языке, но по их тону ясно — ничего хорошего они не сулят.
Блейдси. Я должен вернуться к Блейдси.
Блейдси.
Чем дольше наша дружба, тем сильнее овладевает мной стремление унизить и уничтожить это жалкое создание. Он должен понять, кто он такой на самом деле. Должен почувствовать, осознать и признать свою неадекватность как представителя человеческой расы, а признав, совершить благородный жест и отказаться от членства в обществе людей. И я помогу ему.
Но сначала надо ширнуться.
ГОЛЫ
— Ну ты и набрался вчера, брат Блейдси, — говорю я за завтраком трясущемуся, прячущему глаза Блейдси. Выглядит он ужасно, на лице и шее синяки.
— Я… я не помню… проснулся и чувствую…
Он нерешительно умолкает.
— Зато я помню, — сухо замечаю я. — Вернулся в отель под кайфом, а тут ты, чуть живой. Еще бы, весь день развлекался с какими-то парнями из Лондона. В общем, тебя потянуло погулять…
Смотрю на него — слушает, опустив голову.
— Помнишь «Охотничий бар»?
— Не-а… не помню…
— У нас там вышла заварушка с немцами. Потом пришли в отель, и тут ты набросился на меня!
— Боже… ничего не помню… мне так жаль, Брюс! Я был совершенно пьян… я…
Поднимаю брови и неодобрительно качаю головой.
— Да уж точно.
Смотрю на этого несчастного, ничего не понимающего придурка и ухожу, оставляя его, совершенно пришибленного, один на один с горем. Изображаю из себя оскорбленного и отчаливаю за газетой.
Что хорошо в Амстердаме, так это то, что купить здесь «Сан» можно в то же время, когда ее начинают продавать в Британии. Надо только дойти до Центрального вокзала. Я купил «Сан», чтобы посмотреть футбольные новости. По привычке. Футбол — привычка. По-моему, для большинства мужчин футбол является заменителем секса; при том он не столь откровенно вульгарен, как регби, потому что в клубах регби, как всем известно, парни действительно дерут друг друга. Но там другой социальный класс, ведь регби занимаются богатенькие выскочки, выпускники школ для мальчиков. Впрочем, футбол от регби ушел недалеко. Если подумать, большинство ребят приходят в футбол, когда они еще слишком малы, чтобы поглядывать друг на друга. В футболе всегда можно определить, у кого из твоих приятелей нет никакой сексуальной жизни. Такие парни всегда немного слишком отдаются игре.
19
Марвин Гэй (