Чтобы я стерпел такое от какого-то дерьма, от какого-то красного подонка — ну нет!
— Да, идите к себе в отель и трахайте там друг друга, пидеры ливерпульские!
Один из парней делает шаг ко мне, но другие оттаскивают его от столика, и все уходят, бормоча ругательства.
— Недоделки! — кричу я бармену. — Знаю таких. Для них кайф — это потрепаться со шлюхами да поколотить по окнам в красном квартале. А потом вернутся в номер и будут тыкать друг другу в задницу. Это же скаусеры, ливерпидеры хреновы. А виноваты во всем «Битлы»! Вот бы кого привлечь к ответу! Это из-за них нам приходится смотреть того выжившего из ума тролля с его дебильной программой! Это после них да еще после успеха «Ливерпуля» в Европе — успеха, достигнутого прежде всего благодаря шотландцам: Лидделлу, Шенкли, Далглишу, Саунесу, Хансену и другим, — ливерпидеры возомнили, что у них есть таланты. А на самом деле они — ничто! Ничто!
Бармен холодно смотрит на меня и отворачивается, как будто это я какой-нибудь гребаный урод. Наглец. Допиваю и выхожу на улицу. Иду, дрожа от холода, по узкой улочке и вдруг чувствую — кто-то рядом. Поворачиваюсь — и получаю в рожу, да так, что голова дергается. Пытаюсь среагировать, но другой парень бьет мне по яйцам, и я чувствую, как во мне поднимается тошнота. Падаю на колени, и меня рвет на мостовую.
— Мудила! — кричит кто-то.
Где же полиция… Где тут кто… Я же сам полицейский, мать вашу! Где эти жопотрясы! Что б им!
— Пошли, Дермот. Валим отсюда! — говорит один из скаусеров, и они убегают по дороге.
Я сижу. В голове шумит, глаза слезятся. Тошнота почти прошла, остановившись на том уровне, за которым тебя начинает рвать. Наконец какой-то драный вонючий хиппи помогает подняться.
— От вас, англичан, вечно одни неприятности. Расслабься, парень, это же Амстердам.
— Я не англичанин, — отвечаю я и двигаю дальше по улице. Надо убираться. — Трусливые ублюдки… только попадитесь мне на глаза…
Перехожу дорогу и едва не цепляю трамвай. Нервы — ни к черту. Ладно, я еще вернусь, и тогда этому…
Я еще…
Заползаю в какой-то бар, выкуриваю гашиша, выпиваю пива. Здесь полумрак — типичная приманка для туристов. Курю, пью, потихоньку прихожу в себя. Лицо распухло.
— Это меня так скаусеры обработали, — объясняю соседу-ирландцу. — Нагрели на восемьсот гульденов. Их было трое.
Он равнодушно кивает. Большего я от него и не ожидал. Все ирландцы — шпана уголовная, кроме северных протестантов, наших братьев.
Покупаю телефонную карточку и звоню Банти.
— Как дела, Банти-милочка? Как ты?
— Оставьте меня в покое! — кричит она и бросает трубку.
Есть, зачесалось. Пора в красный квартал.
Пытаюсь вставить какой-то черной шлюхе, но яйца так болят, что ничего не выходит. Испортили, суки, праздник; несколько сверхурочных часов коту под хвост. Иду и беру еще хаша. Нет, не нравится мне эта дурь. Что мне надо, так это порошок. Приклеиваюсь к двум голландцам, которые идут на вечеринку на барже. Там уже полно шпаны вроде той, что обретается в коммуне «Восход», но кокаин хорош, я такого еще не нюхал. Сообщаю об этом куколке с такой чистой кожей, что ее хочется попробовать на вкус, и она говорит:
— Ну конечно. Это же Амстердам.
В общем, я набрался под завязку. Помню, меня попросили уйти. Блейдси еще не лег. И еще меня ждала бутылка солодового виски, которую этот хрен купил в знак извинения за свое безобразное поведение накануне. Мы приговорили ее, а потом подчистили то, что еще оставалось в мини-баре в его комнате. Я кое-как добрался до своего номера, упал на кровать и провалился в сон.
…В ВЫСШЕЙ СТЕПЕНИ ИЗВРАЩЕННАЯ ПРИРОДА СУЩЕСТВА, ЗА КОТОРОГО ОНА ВЫШЛА ЗАМУЖ…
Ночью просыпаюсь от жуткого спазма, как будто проваливаюсь через собственное тело. Я дрожу и весь в поту. Шлюхи рядом нет, но яйца распухли и дико саднят. Из темноты начинают появляться предметы. Я в отеле в Амстердаме. Вспоминаю Кэрол, и страшная боль едва не разваливает меня пополам. Единственная реакция на утрату. Ощущение во рту такое, словно там поработали паяльной лампой, припаяв к нёбу кожу с мошонки, но когда я добираюсь до мини-бара и заливаю в горло содовой, это приводит к тому, что меня начинает выворачивать. Доползаю до кровати. Уже светлеет. Свет. Я снова в безопасности. Я в кровати.
Второй раз просыпаюсь уже к ленчу. Календарь на часах показывает, что сегодня пятнадцатое декабря. Приближается Рождество. Принимаю душ — щека распухла и побагровела, — одеваюсь и перехожу в соседнюю комнату. Блейдси еще дрыхнет. Как бревно. Без очков он наполовину слеп. Они лежат на прикроватной тумбочке.