— А все ты! — надрывалось у меня над ухом что-то знакомое. Что-то, вызывающее в памяти последние мгновения пребывания в Мудротеево и самое начало приключений на земле предков. Проще говоря, оно рычало, как конвейер с тефтельками — и одновременно храпело, как Громудила, сраженный очередным приступом нарколепсии. — Я тебе говор-р-рил, р-р-разбуди меня пор-р-раньше?! Говор-р-рил?!
— Да я и будил! Будил! — отрыкивался другой голос, незнакомый. — Мы все будили! Когда ты вырубил третьего, мы решили дать тебе поспать!
— Мерлиновым сном? Тысяча лет в дупле — и никаких проблем, никаких претендентов на трон?!
— Спятил, что ли? Какой трон, чье дупло, где ты, где Мерлин?!!
— Сейчас мой трон окажется в твоем дупле, братец, чтоб ты знал, как мальчишники после свадьбы устраивать!!!
— А-а-а-а… о-о-о-о… ум-м-м-м… — продемонстрировала я самый действенный общеженский прием под названием «Вы что, не видите — я умираю?»
Прием подействовал, ко мне немедля кинулись и зашептали на ухо:
— Мурмундия, дорогая, ты очнулась? Ты меня слышишь, дорогая Мурмундия?
Словом, моя агония не осталась незамеченной и с полпинка вытеснила со сцены братский скандал. А мне только того и было надо: я немедля заступила на скандальную вахту. Скандал сдал — скандал принял!
В следующие полчаса мы с моим прекрасным Розамундом орали друг на друга, точно два петуха, не поделивших один курятник.
— Я искала тебя, жизнью рисковала, а ты дрых в дупле?
— Не дрых я ни в каком дупле, это фигуральное выражение! Я был в плену!
— В фигуральном плену? Ужравшись в дупло темноэльфиевкой?
— Это общеэльфийская традиция — мальчишник после свадьбы! А еще мы должны были отметить государственный магический праздник!
— Какой праздник? Праздник дефлорации меня? Так ты его прое… просра… пролетел, как фанера над Парижем, муженек!
— Над каким Парижем? Я не ездил ни в какой Париж! Просто каждый год мы с друзьями…
— Ходите в баню?
— Ну да, а откуда ты знаешь?
— Видела я, как вы ходите в баню!
— Как видела? Когда? Кого? И ты смеешь утверждать, что тебя все еще требуется дефлорировать?
— Смею! Кто хочешь подтвердит — и Ибена-мать, и ее братец, бог секса!
— Что-о-о-о?!! Самые злоебучие божества во вселенной будут подтверждать девственность моей жены?
— А ты бы еще дольше гулял с друзьями в бане, глядишь, не было бы у тебя ни жены, ни ее девственности!
— Так ты просто искала мне замену?
— Я? Да в этой стране все геи, импотенты и родственники! Я не извращенка, чтобы из них мужа выбирать!
— Значит, я гей, импотент и родственник?
— А вот не знаю! Может, ты потому и не сбежал от фон Честеров, что выбрать между ними не смог.
— Да я… — И тут мой прекрасный раскосоухий подпрыгнул с места на три метра вверх — вертикально, будто блоха — и втянулся в раскрывшийся в воздухе портал.
Звук от всеобщего фейспалма прокатился по Хогвартсорбонне. Я только презрительно хмыкнула. Ну конечно, мой драгоценный супруг поступил, как настоящий мужчина — трусливо удрал, хлопнув порталом.
— Актимэль меня раздери… — пробормотал кто-то, потерявшийся на фоне нашей с Розамундом первой семейной ссоры. Ага, вот ты где, деверь-устроитель мальчишника! Я обернулась с твердым намерением снести голову мерзавцу, ставшему причиной бессмысленного и беспощадного квеста.
Передо мной стоял… Розамунд. Точно такой же, только в другой цветовой гамме. Насмешница-судьба словно решила предложить мне выбор между белым и черным, темными прОклятыми дроу и светлыми, но дикими обитателями Великого леса. И теперь брат моего мужа, его копия цвета кофе, с волосами, как лунное серебро, рассматривал меня глазами. Опаловыми, замечу.
— Привет, — подмигнул он мне. — Я Мундароз, будем знакомы.
— Ибена-мать, — только и смогла выдохнуть я.
— Да здесь я, здесь, — материализовавшись сбоку, похлопала меня по плечу богиня.
При виде моей, как уже было сказано, стрыни мой опаловоглазый деверь побледнел до оттенка кофе с молоком, пал на колени и простерся ниц. То есть попросту стек на пол и прилег у наших ног лужицей латте. Серебро волос исполняло роль молочной пенки.
— Что это с ним? — изумилась я.
— Раскаяние, — назидательно пояснила Ибена-мать. — Думаешь, Актимэль их ни с того ни с сего проклял?
— А с чего?
И тут богиня-стрыня достала грязное белье моего мужа и потрясла им передо мной. Вернее, потрясла им меня. Фигурально, конечно.
— Когда-то эти двое были неразлучны, — поведала мне Ибена-мать. — Десятилетиями Розамунд и Мундароз косячили и свинячили по всем священным эльфийским местам и сакральным урочищам. Единственный храм, который не подвергся атакам их инфантильного дебилизма, был храм Всеотца богов, божества Нефигделать. Даже этим придуркам было ясно, что попытки осквернения и вандализма закончатся вечной местью. Ибо отцу нашему только дай повод наложить особо заковыристое проклятье…