— А с чего ты умчалась, окатив меня взглядом а-ля «Не подходи ко мне, или я превращу тебя в слизняка, потом взорву и развею прах по ветру?».
Флоренс поджала губы, дав понять, что не оценила шутку. Драко умолкнул.
— Я тебе говорила, что буду не в восторге, если ты будешь прислуживать Амбридж, — медленно протянула девушка, не отводя пронзительного взгляда от слизеринца и, закрыв рот ладошкой, глухо откашлялась. — И посоветовала тебе не вступать в ее клуб по борьбе с Хогвартсом. Но дело твое, поступай, как знаешь. Ты достаточно взрослый, чтобы самостоятельно принимать решения. Но тогда нам с тобой придется прекратить любое общение.
Она присела на корточки, пытаясь восстановить Репаро свою сумку, и увидела, как на скулах Драко заиграли желваки, серые глаза налились холодом и сталью, а бледные губы превратились в тонкую сухую линию. В выражении его лица она увидела два противостояния — одна его часть хотела попросить объяснить, что это значит, выслушать ее и принять решение, а другая желала, чтобы Драко вскочил на ноги, прокричал что-нибудь оскорбительное в адрес Флоренс и ушел к своим друзьям со Слизерина, забыв про свою соседку и вновь позволив Паркинсон вешаться на себя. И вторая сторона с успехом перевесила и растоптала первую. Малфой медленно поднялся, отряхивая мантию на коленях и выпрямляя спину. В его серых холодных глазах промелькнуло презрение, когда он бросил испепеляющий взор на хрупкую, скорчившуюся над книгами фигурку Флоренс, а тонкие губы сложились в пренебрежительную ухмылку.
— Ты права, Уайлд, — он произнес ее фамилию так, словно выплюнул яд. — Я сам буду решать, как мне поступать, и мне плевать на твое ничтожное мнение. Кем ты себя возомнила? Той, кто может давать мне тупые советы? Неужели ты еще не поняла, что я разговариваю с тобой только потому, что в детстве испытал какую-то жалость? Ты — никто! И всегда будешь там, — Драко, брезгливо сморщившись, кивнул на пол, где сидела Флоренс, — Там, где твое место. Поганая грязно…
Тут он захлопнул рот, явно осознав, что чуть было не ляпнул. Но было слишком поздно. Он увидел в медово-карих глазах, внимательно смотрящих на него во время этой тирады, еще что-то кроме вежливого равнодушия и ледяного интереса. Он увидел, как на миллионы осколков разбилось ее сердце. Боль, отчаяние, разочарование… Он все разрушил. Все, что с таким трепетом выстраивал долгие четыре года. Все рухнуло, как карточный домик. И испугался. Испугался осознания того, что секунду назад собственноручно разбил ей сердце, испоганил душу, затоптал в грязь. Драко развернулся на каблуках и, ослабляя туго затянутый галстук, бросился прочь, оставляя ее. *** Ее словно ударили по голове чем-то тяжелым. Перед глазами все поплыло: пол, потолок, эссе, книги, второкурсники, его лицо… Внутри оборвалась какая-то туго натянутая струна, и она закрыла лицо холодными дрожащими руками. Слез не было. Просто было мерзко и тошно. И пусто. Мыслей не было, только в висках отчаянно пульсировало недосказанное «грязно…». Прозвенел звонок, но Флоренс не услышала его. Не услышала, как влюбленная парочка, хихикая, пронеслась мимо. Не услышала топота маленьких ножек второкурсников. Она все сидела и сидела, спрятав лицо в ледяных ладонях. Вдруг кто-то одной теплой сухой рукой мягко обхватил ее запястье, а второй приобнял за талию, поднимая с холодного каменного пола. Ей было все равно, но она как на автомате оценила аромат этого человека — свежесваренный кофе, древесный парфюм с терпкими нотками мускуса и запах подземелий. Человек явно был мужского пола и слизеринцем. Ее куда-то вели, но ей было все равно, Флоренс просто смотрела в пол. Она увидела свои потертые замшевые школьные ботинки и того, кто ее вел — мужские, из дорогой лакированной кожи, начищенной до зеркального сияния. И его мантия на ощупь была не из простого материала, как у нее самой, а из струящегося, тонкого, прохладного на ощупь материала — похоже, крепдешина. Человек усадил Флоренс на каменную скамейку, и в лицо ей ударил холодный осенний воздух, напоенный ароматами озера, превшей листвы и мха, который рос во внутреннем дворике Хогвартса. Человек сел слева от нее. Наконец, Флоренс слегка повернула голову в его сторону и испытала самую толику удивления, увидев Блейза Забини. Он был очень красивым, итальянских кровей по матери — с кожей цвета темного мокко, с изящными, но несколько крупными чертами лица, более мужественными, чем у Малфоя. Его темно-карие, почти черные глаза почти всегда выражали равнодушие и безразличие. Несмотря на его завсегдашнюю веселость, заигрывания с любой девушкой и своеобразную манеру общения, походящую на постоянный флирт. Только в беседе с Малфоем у него в глазах появлялись какие-то живые эмоции, он даже изредка заливался искренним размеренным, приятным смехом, обнажая ровные, безупречно белые зубы. Кроме того, Малфой рассказывал, что Блейз очень любит болтать на итальянском и ничего не переводить, или переводить, но так, что можно было помереть со смеху. И у Забини был талант пародиста — неоднократно он просто потрясающе умудрялся копировать интонации Дамблдора, Флитвика, Паркинсон, Грейнджер или МакГонагалл. В общем, Забини был довольно интересным парнем, и не зря пользовался бешеным успехом у прекрасных представительниц слабого пола и славой заядлого сердцееда. Изредка он беседовал с Уайлд, как с лучшей подругой Малфоя, на отстраненные темы и давно смирился с тем, что она заняла его место в жизни Драко. Но это вовсе не значило, что Забини обиженно морщил нос, когда его друг приплетался к нему, бурча под нос: «О, женщины!». Выслушивал, насмешливо давал советы, успевал быть посланным Малфоем полсотни раз за пару минут, но в конечном счете хлопал друга по плечу и утверждал, что «Andra ‘ tutto bene, amico mio. Arriverà il giorno e assaporerai l’ambito miele delle sue dolci labra
1
». И Забини крайне тепло относился к Уайлд, хоть и перекидывался с ней всего парой слов за семестр. И несколько минут назад он стал свидетелем той отвратительной сцены, что произошла с Малфоем и Флоренс. У Драко была одна мерзопакостная особенность — если его начинало нести, то его несло до конца, и остановить Малфоя было невозможно. Вот и сейчас. Он наплел все, что пришло ему в его тупую башку, испугался и умчался, оставив девчонку в полном расстройстве чувств. Ох, как Блейз сейчас мечтал ясно и просто объяснить Малфою все, что он о нем думает! Но прежде нужно было вернуть Уайлд в этот мир. Молодой человек наколдовал стакан и из палочки налил в него горячий сладкий чай, протягивая Флоренс. Она молча приняла стакан и залпом осушила его, сохраняя каменное лицо.
— Еще? — Блейз забрал стакан.
— Нет.
Ее голос был на удивление ясным и твердым. Вот только убитый, отрешенный взгляд выдавал ее состояние. Забини покачал головой, огорченно блеснув темными глазами.
— Ты даже не думай расстраиваться, конфетка! Ты же знаешь, что Малфой полный придурок и он наплетет гиппогриф знает чего, а потом ходит, повесив свой благo’годный нос и потупив щенячьи глазки.
Флоренс смерила Забини мрачным взглядом, явно готовясь послать жизнерадостного итальянца к чертовой матери.
— Ну хочешь, вместе надерем ему задницу? Все-все, я понял! — Блейз поднял темные руки в примиряющем жесте, увидев прищуренные глаза Уайлд. — Ну, не кисни! У вас же лямур-тужур[2], вот увидишь, он к тебе приползет и ручки целовать будет!
Девушка медленно поднялась, не чувствуя ни капли раздражения на Забини. Она хорошо к нему относилась и ценила то, что он проявил внимание. Но ей хотелось побыть одной. Конечно, сейчас она уже понимала, что Малфой не хотел говорить лишнего — она была в курсе этой его отвратительной черты характера. Но слова глубоко ранили ее и посеяли боль и обиду. Поэтому хотелось посидеть в прохладной тишине своей спальни под темно-синим бархатным пологом с книгой в руках, попить горячего шоколада и просто расслабиться. А потом сходить прогуляться. После обеда у большинства были дополнительные предметы, но профессор Бабблинг заболела какой-то таинственной тропической лихорадкой. Где она умудрилась подхватить ее, было уму непостижимо, но результат был налицо — Уайлд могла смело подготовиться к тесту по Трансфигурации и дописать исчезнувшие строчки в эссе по Чарам (Флоренс злобно фыркнула при мысли о Малфое).
— Забини, спасибо тебе за поддержку, но я пойду. Мне еще надо собрать вещи в коридоре. Так что увидимся, — девушка неловко махнула рукой.
Слизеринец обаятельно блеснул ослепительно белыми зубами, и в его темных глазах зажегся игривый огонек. Он помахал одними только пальцами, закидывая ногу на ногу, доставая из внутреннего кармана мантии сигарету и поджигая ее кончиком палочки.
— Чао, моя дорогая! И не волнуйся, пожалуйста, я все же надеру задницу Малфою прилюдно!
Флоренс сдержала усталую улыбку и поплелась в замок, в коридор, где обширной кучей были разбросаны ее принадлежности. Собрав все в довольно аккуратную груду, девушка Левитирующим заклинанием подняла ее в воздух и медленно направилась в Восточную башню. Где-то через полчаса должен был раздаться звонок, возвещающий окончание урока. *** Драко Малфой чувствовал себя просто омерзительно, сидя на Заклинаниях и абсолютно не вникая в раздражающее пищание Флитвика. Молодой человек вбежал в класс последним и с размаху рухнул за последнюю парту под обеспокоенный взгляд Пэнси и удивленный — Нотта. Сейчас Драко нервно ерзал на стуле, прокручивая в голове, будто заевшую пластинку, все, что они с Флоренс сказали друг другу. И с ужасом осознавал, какие вещи он ей там наговорил. Он же чуть не обозвал ее грязнокро… Впрочем, нет. Нет! Она не грязнокровка. Она просто рождена маглами. Что это вообще за глупости — грязная кровь! Если она такая… такая замечательная, то какое это вообще имеет значение?! Понятно, что ей было обидно, когда она поняла, что Драко входит в Инспекционную Дружину, но не понимает, что это для ее же блага! Ведь тогда он сможет защищать ее от Амбридж. И вообще, пользуясь еще большим авторитетом Драко, она всегда будет под его защитой, независимо от обстоятельств. И сейчас Малфой испытал очередной прилив ярости на самого себя, на свой несдержанный язык.