— У-у-у… — Забини многозначительно поиграл бровями и подтянул к себе Дафну. — Пойдем, моя вишенка, им не до нас.
Драко почувствовал, как в легких спирает воздух, но он был не в силах отвести взгляд. Эта свежая естественность Флоренс вскружила ему голову — свет в глазах, улыбчивые складочки под ними и обрамляющие красивое тонкое лицо темные волосы. Волнистая прядь выбилась из длинной челки и упала на порозовевшую щеку. Драко вспыхнул и осторожно, словно боясь спугнуть, протянул бледную руку и бережно коснулся кончиками пальцев холодного темно-каштанового шелка ее волос. Флоренс сглотнула и смотрела то ему в глаза, то на его тонкие обветренные губы. Вся кисть Малфоя зарылась в ее волосы, вторая его рука легла ей на талию, и юноша резким поворотом прижал ее спиной к стволу дуба, под которым они стояли. Длинные замерзшие пальцы медленно скользили через мягкое полотно темных пышных волос, а жемчужно-серые холодные глаза потемнели, в них читалось восхищение и вожделение. Рука девушки робко скользнула Драко на спину, а вторая мягко уперлась ему в грудь, не останавливая, но придерживая. Их лица медленно сближались, и зверь в груди Малфоя ликовал — то, чего он жаждал так долго, вот-вот случится… А дальше все произошло слишком быстро. Губы Драко накрыли ее. На секунду она опешила и замерла, но через мгновение пришла в себя и застенчиво и неумело ответила. Юноша почувствовал, как в нос ударил ее привычный восхитительный запах, смешанный с эвкалиптовыми пастилками и ароматом его одеколона, исходящего от шарфа. Ее губы на вкус были чуть сладкими, с ледяной нотой мяты и чего-то безумно душистого, такого летнего… Драко медленно сходил с ума от этих запахов, от бархатистой мягкости ее нежных губ, от ощущения близости с ней. Наконец, она оторвалась от него и, тяжело дыша, уткнулась лицом в его черное пальто и зажмурилась, вцепившись пальцами в дорогую плотную шерсть. Боялась посмотреть ему в глаза. Драко, с головой окунувшийся в эту блаженную эйфорию, издал хриплый лающий смешок и крепко прижал к себе Уайлд сильными руками, зарываясь носом в головокружительно пахнущие волосы. Он только сейчас в полной мере ощутил, насколько она его ниже, какая она худая и вместе с тем изящная. Молодой человек прикрыл глаза от накатившего умиротворения и наслаждения моментом. Вот так стоять, обнявшись, и молчать — о, Мерлин, как это было прекрасно! Флоренс чувствовала, как ноги подкашиваются, и только цепкие объятия Малфоя не давали ей осесть на землю, прямо в пушистый белоснежный сугроб. Кровь бурлила, в голову бил бешеный адреналин, а тело расслабленно обмякало, когда она оказалась прижатой к холодному черному пальто Драко, пахнущему свежим парфюмом, холодной терпкостью и морозом. Девушка ощущала, как медленно сходит с ума от осознания произошедшего. Малфой ее поцеловал. Это было до безумной дрожи в руках приятно осознавать. Это было чертовски хорошо. Даже слишком. Поняла, что ждала этого очень давно, но боялась признаться в этом даже самой себе. В висках что-то тягуче пульсировало, в груди зарождался адский жар смущения, а пальцы неосознанно поглаживали гибкую худосочную спину Малфоя. Флоренс чуть пошевелилась, и юноша ослабил хватку. Девушка, не глядя ему в лицо, положила подбородок на его плечо и прикрыла глаза, в которых сейчас отражалось все, что происходило в ее душе, трепещущими веками. А легкие снежинки мягко кружились в хрустальном морозном воздухе декабря, оседая на двух студентов, трепетно обнимающих друг друга. А где-то за пределами их разума дети играли в снежную перестрелку, лепили снеговиков и пытались заставить их подмигивать и улыбаться с помощью магии. Учились кататься на коньках, с визгами и воплями отбивали себе руки, ноги, спины и задницы, вставали, хохотали. Жили, любили, дружили, ждали Рождества. А снег все падал и падал… *** Долорес Амбридж находилась в своем розовом кабинете, сидела в большом кресле с розовой обивкой, пила чай с розовым сахаром из маленькой розовой чашечки и нервно теребила короткими толстыми пальцами махровую ярко-розовую кофточку. На стенах висели колдографии миленьких котяток, которые вылизывались, недовольно и раздражающе мяукали, и таращили круглые глаза на Генерального Инспектора Хогвартса. Долорес Амбридж напряженно обдумывала дело. Ее больше всего беспокоил Поттер, который в последнее время стал подозрительно тихо себя вести. Беспокоила его слишком умная и настырная подружка с вороньим гнездом на голове. Беспокоило все. Даже Драко Малфой, сын Люциуса, который должен идеально соответствовать образу своего влиятельного отца, и тот вызывал опасения. Долорес часто видела его в обществе грязнокровки Уайлд, которая общалась с ним непозволительно вольно. Но ему, видно, было все равно. Профессор Защиты от Темных Искусств однажды увидела то, как он смотрел на грязнокровку. Это было просто возмутительно! Драко не должен был к ней подходить ближе, чем на милю, а если и подходить, то только затем, чтобы отпустить остроумную шуточку. Но тот взгляд… Амбридж знала, что если кто-то так смотрит на девочку, девушку или женщину, то этот «кто-то» пойдет на все, чтобы исполнить любую женскую прихоть. Вообще-то, Долорес было плевать на белобрысого студента, но его отец, который являлся чуть ли не лучшим другом Министра и еженедельно устраивал званые ужины для Фаджа, был слишком влиятельной личностью в Министерстве. И один благосклонный взгляд Люциуса Малфоя значил очень многое для любого работника, даже если работник был правой рукой Министра. А уж если Малфой замолвит словечко, то головокружительная карьера обеспечена. Но прежде нужно было произвести благоприятное впечатление на эту влиятельную личность — хотя бы на словах. Долорес подвернулась большая удача — одним из ее учеников был единственный сын Малфоев, самовлюбленный, заносчивый и не самый приятный юноша, но крайне полезный. И терпеть не могущий Поттера, что было приятным бонусом. Амбридж мерзко хихикнула, постукивая пальцами-обрубками по розовой салфеточке на столе. Огромные розовые камни на массивных перстнях ослепительно переливались в лучах зимнего солнца. Долорес бросила нежный взгляд на длинное гладкое черное перо с металлическим позолоченным наконечником. Ее лучшее изобретение. Профессор расплылась в сладкой блаженной улыбочке, вспоминая ошарашенное и искривленное гримасой боли хорошенькое личико старосты Когтеврана. Как под белоснежной школьной рубашкой стали проступать кровавые следы «Грязнокровки должны знать свое место». А милая Флоренс Уайлд всего лишь писала невинное «Я не должна дерзить преподавателю и обязана выказывать уважение». Долорес Амбридж аккуратно сложила толстые руки на пухлом животе и посмотрела в окно, вновь обнажая мелкие острые зубки. *** В гостиной старост раздавалось веселое трещание сухих поленьев в камине, в котором пылал яркий огонь, испускающий мерцающие искорки. На подоконниках, тумбе и столике стояли медные подсвечники, в которых мерно горели свечи из бежевого воска, издающие мягкий теплый свет. Огонь отбрасывал отсветы на оконные стекла, стены с серовато-песочными гобеленами, мягкую мебель и пушистый ковер, и на двух пятнадцатилетних студентов. В воздухе витал уютный согревающий аромат пряностей, свежей выпечки, еловой смолы, пергамента и цитрусов. Около камина стояла пышная темно-зеленая ель ростом с Флоренс, в красных бантиках и серебристых изящных игрушках, мягко вращающихся от порывов теплого воздуха, и мигала таинственными зелено-золотистыми огоньками. В вечерних густых сумерках за окном кружился в медленном вальсе белый пушистый снег, а на сапфирово-синем бархате неба рассыпались миллиарды мерцающих звезд-бриллиантов. За письменным столом в углу гостиной над пергаментом корпел и пыхтел Драко Малфой с растрепанными белесыми волосами и нахмуренными бровями. Он, подперев рукой щеку, устало и недовольно скользил взглядом по мелким печатным словам на шершавой желтоватой бумаге «Азиатских противоядий». У него уже в печенках сидело это эссе по зельям, которое Снейп задал еще в четверг, а Драко за него даже не садился. Но сегодня Уайлд решила его замучить до смерти, безапелляционным тоном усадив его два часа назад за это дурацкое эссе (гоблин бы побрал Снейпа и его извращенную фантазию!). Дать списать староста Когтеврана, естественно, отказалась, пригрозив дать леща огромным томом «Тысячи магических трав и грибов». И Малфою пришлось, обиженно сопя носом и возмущаясь, плюхнуться за стол и начать скрипеть пером. Мучительница же расслабленно лежала на животе на диване, скрестив ноги, и читала какую-то книжонку для легкого чтения. Честное слово, Драко иногда казалось, что Флоренс становится копией Грейнджер, которая, потряхивая лохматой гривой, усаживала Уизела и Поттера в библиотеке и зыркала на них время от времени, наблюдая, как они с понурым видом строчат сочинения на десятках футов пергамента. Драко фыркнул и откинул перо, роняя голову на скрещенные руки и гипнотизируя пристальным взглядом бессовестно безмятежную девушку на диване. Бледное лицо чуть порозовело от тепла в комнате, морщинка меж темных бровей хищной посадки разгладилась, а мягкий, излучающий нежный свет, взгляд красивых глаз цвета жженого сахара неторопливо следил за строчками в книге. Темно-шоколадные волосы отливали золотом в бликах пламени, пара волнистых прядей была собрана изящной заколкой на затылке, а у висков были влажными после душа. Теплый вязаный джемпер золотисто-карамельного цвета был великоват Уайлд, и ей приходилось постоянно его поправлять на плечах. Весь вид уютной, расслабленной девушки заставил что-то горячее и тягучее внутри Драко разлиться по венам и откинуться на спинку стула с подлокотниками, будучи умиротворенным и довольным. Но на глаза попалось это чертово эссе.