— Если что-то пойдет не так, Грейнджер, я уверена, ты что-нибудь быстро сообразишь, — Флоренс чуть нахмурила четкие брови и Гарри показалось, что она чуточку смягчилась. — Умеете создавать голосовые Патронусы?
Ребята отрицательно покачали головами, и Уайлд огорченно выдохнула, скрещивая руки на груди. Ее изящное лицо с мягкими чертами приобрело непонятное выражение, но Гарри почувствовал, как сердце громко ухнуло и сделало тройное сальто, ударяясь о ребра.
— Если что, я буду у Запретного леса. Вам что-нибудь нужно? — и снова этот цепкий, пронзительный взгляд.
— Нам может потребоваться средство передвижения, — Гермиона закусила губу, неуверенно косясь на друга. — Если… В общем, неважно.
Флоренс лишь задумчиво кивнула, сталкиваясь взором с лихорадочно блестящими травяно-зелеными глазами Гарри. Она поджала бескровные губы, тряхнула темноволосой головой, и между ее бровей прорезалась глубокая складка.
— Будьте осторожны.
И быстро исчезла за ближайшим поворотом, оставляя после себя аромат шиповника, карамели и цитрусов. Гермиона Грейнджер сочувственно вздохнула, хватая лучшего друга за локоть и немедленно толкая его в сторону кабинета Амбридж. Гарри тяжело вздохнул. Комментарий к Chapter
VIII
Знаю, получилось как-то скомкано и суховато. Предупреждая негодования: я не помню многих мелочей, поэтому могла ошибиться, так что не судите строго. Не хотела разводить муть с видением Поттера, Запретным лесом и всем остальным – вы и так все прекрасно знаете, поэтому не стала описывать это. Глава писалась в жуткой аллергии и странном смятении, во время которых думать крайне тяжело, но я старалась, честно! Я жду адекватной критики и Ваших мнений. Следующая глава станет последней для пятого курса, будет не очень большой, думаю, но постараюсь заинтересовать Вас. Спасибо всем, кто оставляет отзывы – это большая радость и мотивация)
====== Chapter IX ======
Насквозь пронзает леденящий, жуткий холод. Проникает до глубин сердца, до мозга костей, проникает в кровь и под бледную синеватую кожу. В доме Лейстренджей темно, пахнет плесенью, кровью и мраком. Слышится хруст сломанных позвонков и конечностей, монотонное капанье грязной крови, отдаленные отчаянные вопли и мольбы о пощаде, безумные выкрики заклятий для пыток, звон бьющихся оконных стекол и зловещая тишина. Все, что когда-то происходило в этом поместье, не забывается. Его черные, пропитанные сыростью стены помнят все. Все чудовищные убийства. Все истязания и безжалостные расправы. Все хранит в себе эта таинственная, до боли звенящая в ушах тишина. Эти роскошные люстры из черненого серебра с сотнями, нет, тысячами восковых свечей, излучающих немигающий холодный свет. Эти мраморные потолки и полы. Битые зеркала в вычурных рамах. Тяжелая палисандровая мебель с причудливой резьбой, тошнотворно пахнущая кровью. Грязной кровью.
По ледяному полу мягко, почти неслышно шелестит черная, будто дымчатая мантия, окутывающая высокую скелетоподобную фигуру. Во мраке зала издает странное мертвенное свечение тонкая зеленоватая кожа, вся сплошь извитая синими венами. Уродливые руки со страшными костлявыми пальцами медленно вертят длинную тисовую палочку, блестящую странным льдистым блеском. Алые змеиные глаза-щели полыхают яростью и жутко сверкают кроваво-рубиновым мерцанием. Чешуйчатое лицо рептилии искажено гневом, что делает его еще более ужасающим и отвратительным, а безгубый рот растянут в угрожающей ухмылке. У неестественно длинных белых стоп чудовищно ласково извивается и скользит толстая гигантская змея с зеленовато-коричневым причудливым узором на гладкой коже, разевающая огромную гибкую пасть с тонкими, острыми, как лезвия, смертоносными зубами. Ее узкие прищуренные глаза кровожадно вспыхивают в глубине искрами желтых топазов. В зале находятся человек семь. Все склонили головы в смиренном преклонении и — что таить? — ужасе, черная одежда не колышется даже от мельчайших движений тел. Лица у всех ужасающе бледны, под скулами, глазами и в морщинах залегли серые тени. И гробовая тишина.
— Признаться, я разочарован. Весьма и весьма…
Тихое, почти неразличимое шипение раскатами эха отдается в огромной зале. По присутствующим пробегает судорога. Слышно, как скользит змея по начищенному до зеркального блеска полу.
— И больше всего меня расстроил проступок твоего мужа, Нарцисса.
Змееподобное существо вперивается жуткими глазами в мраморно-белое, невероятной красоты лицо изысканной, довольно молодой блондинки с чарующим голубым взглядом. Женщина содрогается и опускает точеные плечи, будто уменьшаясь в росте и сгорбливаясь. Роскошные холеные локоны жемчужного оттенка падают на тяжело и нервно вздымающуюся грудь волшебницы.
— Я уверена, что это была случайность, мой Лорд… — в тихом пронзительном шепоте женщины слышится неприкрытый страх и мольба.
— Случайность?.. — Темный Лорд издает ледяной смешок, и все вздрагивают. — Моя дорогая Нарцисса, такие «случайности» жестоко караются… Ты же знаешь об этом?
— Да, мой Лорд, — Нарцисса осмеливается скользнуть взглядом по страшному лицу и через мгновение снова опускает взор в пол. — И я готова понести наказание за ошибку, которую допустил мой супруг…
— Не ты, Нарцисса! — Волан-де-Морт останавливает женщину резким взмахом зеленоватой длинной ладони, и в его кровавых глазах вспыхивают искры раздражения и, кажется, забавы. — А твой юный сын. Конечно, он еще не является нашим полноценным соратником, но мы исправим это недоразумение через пару недель… Правда, Драко?
Высокая изможденная женщина с нечесаной грязной короной тусклых черных волос, болезненным рельефным лицом и искрящимся безумием тяжелым взглядом в черных лохмотьях отступает в сторону и бросает неясный взгляд на юношу, стоящего позади. Молодой человек, очень высокий, худой, с сероватой кожей, белесыми приглаженными волосами и пустыми, испуганными бесцветными глазами, неловко выходит вперед. Склоняет голову, задерживая дыхание. У его матери перехватывает дыхание, и она поднимает свои ледяные сине-голубые, как аквамарины, глаза на Темного Лорда и размыкает побелевшие сухие губы, пытаясь выдавить из себя хоть что-нибудь. Драко раздувает тонкие ноздри, а Нарцисса в немой мольбе и отчаянии протягивает дрожащие руки к сыну. Юноша не решается посмотреть на трясущуюся мать, потерявшую голос, и ближе подходит к Хозяину. Тот по-змеиному улыбается, щуря кровавые глаза и делая шаг навстречу молодому Малфою.
— Прекрасно, Драко. Ты догадливый мальчик, — от этого звенящего шепота у всех присутствующих Пожирателей в кровь стынет в жилах, юноша же не меняется в лице, только сжимая синеватые длинные пальцы.
Темный Лорд медленно осматривает своих приспешников, склонившихся еще ниже. В темноте не разглядеть их выражений, но Волан-де-Морт знает, что на лицах почти всех безумное облегчение, что первым будет мальчишка, а не они. Только Нарцисса с неописуемым ужасом в широко распахнутых влажных глазах уставилась на неподвижного, как мраморная статуя, молодого человека. В воздух взмывает неестественно длинная рука с просвечивающейся жуткой кожей, в прямых когтистых пальцах поворачивается волшебная палочка, холодный черный зал озаряет ослепительная кроваво-алая вспышка и едва слышное удовлетворенное «Круцио». В это же мгновение воздух сотрясает отчаянный женский вскрик. Нарцисса пытается броситься под заклятие, но ее, всхлипывающую и стонущую, перехватывает черноволосая сестра, удерживая в стальной хватке. Черная шелковая мантия миссис Малфой вот-вот разорвется от острых грязных ногтей Беллатрисы, но женщина продолжает вырываться. Слышится жуткий хруст ломающихся костей. Потом полный нечеловеческой, мучительной боли надрывный вопль, превращающийся в чудовищный булькающий хрип. Из приоткрытого рта Малфоя хлещет темная горячая кровь, покрывая мелкими мокрыми брызгами мраморный пол, серые глаза, кажущиеся черными из-за дико расширенных зрачков, почти вываливаются из орбит. Тихий треск рвущихся связок и сухожилий, невыносимый скрежет выворачивающихся костей и позвонков оглушают Нарциссу. Волшебница оседает на колени, закрывая уши ледяными жилистыми ладонями и бессильно шепчет имя сына. Безжалостный высокий хохот приглушает болезненные крики юноши и сиплые мольбы миссис Малфой. Воздух в зале становится еще более ледяным. Таким, что в груди у всех спирает и дышать становится почти невыносимо. А гигантская змея с лоснящейся чешуей почти любовно обползает обмякшее тело молодого Малфоя, сверкая жуткими желтыми, как у ночного демона, глазами. И вновь тьма. Промозглая, вселяющая липкий, окутывающий сознание мрак.
— И так будет с каждым, кто посмеет разочаровать Темного Лорда.
Нарцисса с безумным криком кинулась к едва дышащему сыну. *** В Больничном крыле настежь распахнуты все окна, запускающие в светлое стерильное помещение, пропахшее настойками и травами, печальные лунные лучи, осеребряющие койки, ширмы и столики с флаконами неподвижным холодным светом. Прохладно. Похрустывающее постельное белье безукоризненно белоснежного цвета пахнет Умиротворяющим бальзамом, мятой, сосновой хвоей и лимоном. И еще какими-то лекарствами. Легкий ночной ветерок навеял с улицы аромат летней влажной свежести, скошенной травы, покрытой холодной росой, цветущих лип, шалфея и лесных орхидей. Зазвенела хрустальная трель одинокого соловья, укрывшегося в душистых молодых ветвях высокого стройного тополя, росшего у Восточной башни. Гарри апатично пялился в потолок, пытаясь сосчитать все, даже самые мельчайшие, трещинки. Было плевать абсолютно на все. В сердце зияла огромная пронизывающая пустота. Словно отключили все чувства — ни жарко, ни холодно. Ни весело, ни грустно. Даже не больно. Просто паршиво. И ощущение, что с корнем вырвали огромный кусок души. Наверное, так бывает после поцелуя дементора. Когда человек уже ничего не чувствует. От него просто остается оболочка. Без души. Вот Гарри и осознавал себя такой вот оболочкой. Просто существующей. А в воспаленном сознании все время встает ослепляющий ядовито-изумрудный всполох, улыбка Сириуса и безумный взгляд Беллатрисы. Пронзительный визг «Я убила Сириуса Блэка!» оглушающими раскатами разносился по всем закоулкам памяти. Серая дымка, окутывающая его тело. И последний взгляд. Последняя усмешка. Грустная. Подбадривающая. Усмешка Бродяги. Раздался тихий скрип несмазанной двери. Гарри даже не моргнул. Мягкие медленные, но решительные шаги. Замедлились у койки мерно сопящего Рона. Еще пара шагов. Потом невысокая тень склонилась над бледной измученной Гермионой. И еще несколько. Матрас в ногах просел под тяжестью чьего-то тела, и молодой человек равнодушно скосил глаза на хрупкую женскую фигуру, которую залил жемчужно-серебристый луч. Девушка сидела, поджав под себя одну ногу и опершись спиной о металлические прутья кровати. Темные волосы забраны в растрепанное подобие ракушки. На худом теле нелепо висит объемная пижама непонятного цвета, прикрытая полами синеватого халата. Светло-карие глаза с непонятным выражением устремлены на мертвенно-бледное лицо Гарри. До его обоняния донесся теплый уютный запах карамели и цветов. И сейчас юноша больше всего боялся прочитать в ее взгляде жалость. То, что ему совершенно не нужно. Или еще хуже, она что-нибудь скажет. Но она молчала. И продолжала смотреть. Гарри тихо выдохнул и все же посмотрел прямо Флоренс в глаза. Такой усталый, измученный взгляд. Ни капли жалости или любопытства. Только что-то неясное и такое… Как Сириус посмотрел на него в последний раз. И то, что можно назвать поддержкой. Но не совсем. Это было так странно, таинственно и успокаивающе, что у Гарри в горле словно чуть-чуть ослаб тугой ком. Гриффиндорец жадно ловил малейшее содрогание темных ресниц, изредка вспыхивающую золотистую искорку в глубине медовых глаз или покачивание волнистого локона от порыва ветерка из окна. Пустоту в сердце это не заполняло, но отвлекало манящим упоением. На тонком лице с болезненно-голубоватой кожей мелькнула живая эмоция. Яркая вспышка боли. Секундная. Но это выражение, это движение пересохших, искусанных в кровь губ, эта жутковатая судорога — Гарри словно увидел в них отражение своих переживаний. Всего, что чувствовал в Отделе Тайн. Когда его сердце обливалось кипящей кровью и выло, как раненый оборотень. Когда впервые в жизни попытался применить Непростительное. По его сухой ладони скользнули шелковистые холодные пальцы, невесомо обвили дрожащую кисть и крепко сжали. И внутри что-то лопнуло. Какая-то струна. Туго-туго натянутая до этого момента и сдерживающая весь бушующий душевный ураган. Гарри почувствовал, как в глазах защипало, а истерзанное сердце дико заныло. И по щекам потекли горячие слезы. Из груди вырвался сдавленный всхлип. Еще один, и еще. Он закашлялся, захлебываясь в рыданиях, и присел, а тонкая холодная рука заботливо подсунула под спину плотные подушки. Пальцы на ладони Гарри ослабили хватку, и молодой человек протестующе простонал, бросая влажный умоляющий взгляд на девушку. Она легким движением села у изголовья кровати, гулко сглатывая и болезненно кривя белые губы. В нос ударил резкий запах сушеных горьких трав, меда и согбенной скорби. Юноша цеплялся за ее пальцы, как утопающий за соломинку, сглатывая слезы и до крови закусывая изнутри щеки. Вторая мягкая рука по-сестрински ласково обвила спину Гарри, привлекая юношу к худощавому телу, закутанному в линялый махровый халат. На вихрастую черноволосую макушку Избранного упала пара женских хрустальных слезинок, стоящих дороже целого мира. Как манило Гарри это прекрасное Далеко в одиннадцать лет — юного мальчишку, вся жизнь которого прошла в пыльном чулане и в школе издевательств. Какой дикий восторг при виде письма в большом желтоватом конверте, подписанном изумрудными чернилами и запечатанном печатью с гербом таинственного Хогвартса. Черно-алый паровоз на платформе 9 ¾, пышущий густым паром и издающий короткие веселые свистки. Возбужденно ухающая в клетке Букля, хлопающая белоснежными крыльями и сверкающая янтарно-желтыми глазами. Рыжий мальчишка с грязью возле носа, пятью братьями и простодушным веселым нравом. Магические сладости и радушно улыбающаяся голубоглазая старушка-продавщица с тележкой, от которой пахло жженой карамелью, перечной мятой и тыквенными пирожными. Зазнающаяся девчонка с крупными передними зубами и каштановым вороньим гнездом на голове вместо волос. Щуплый блондинистый мальчик с прищуренными бесцветными глазками, манерно растягивающий слова и с презрительным выражением бледного неприятного лица. Лодки на четыре человека с огромными фонарями, сами рассекающие таинственную гладь Черного озера и зазывно мерцающий огнями в многочисленных башнях замок. Старая Шляпа и заветное «Гриффиндор!». С этого все начиналось. И знал ли этот наивный черноволосый мальчик с острыми коленками и огромными зелеными глазами, сидящий на каменном подоконнике Гриффиндорской башни и сонно созерцающий покрытые ночным мраком окрестности, что ему придется так рано повзрослеть?.. *** В кабинете Альбуса Дамблдора царил приятный полумрак, нарушаемый пляшущими отблесками пламени на уютной мягкой мебели, бесконечных стеллажах с древними книгами и узких стрельчатых окнах с сине-зеленоватыми витражами. Сухие сосновые поленья в большом камине весело потрескивали, пуская столпы ярких искорок и источая донельзя приятный аромат. Два пухлых изящных креслица в серо-кофейную клетку были повернуты к огню, и в каждом из них молча сидело по одному человеку. Их разделял небольшой чайный столик, уставленный стеклянными вазочками со всевозможными сладостями: перечными жабами, тараканьими усами, сахарными перьями, лакричными палочками и лимонными дольками. Посередине шумно попыхивал душистым паром пузатый медный чайник, из носика которого вылезали веточки зеленеющей мелиссы и беленькие цветочки бузины. Чайничек плавно поднялся в воздух, и горячая ароматная струя полилась в белую фарфоровую чашку, которую держала сидевшая в правом кресле девушка. Она бросила признательный взгляд на старика напротив и задумчиво пригубила терпковатый чай. Старик с длинной серебристой бородой, с сухим, испещренным сеточкой глубоких морщин мудрым лицом и крупным крючковатым носом, на котором держались очки-половинки в тонкой серебристой оправе, мягко покачал головой. Альбус Дамблдор бросил пронзительный взгляд удивительных голубых глаз на пятнадцатилетнюю студентку, углубившуюся в свои мысли и, казалось, забывшую про то, где она вообще находится.