— Довольно мрачная ночь, мисс Уайлд.
Девушка резко обернулась на этот бархатистый старческий голос, пронизанный добродушием и непонятной тоской. В пыльном сером воздухе приняла очертания фигура очень высокого и худого человека в темной длинной мантии. Флоренс не шевелилась, глядя, как Альбус Дамблдор медленно подплывает к окну и устремляет печальный взор на бушующую непогоду. Необычайно длинные волосы и борода старого волшебника тускло сияли седым серебром, а шелковые шелестящие складки мантии отливали густо-фиолетовым цветом. Профиль Дамблдора, с его тонким, крючковатым носом и высоким лбом, пронзительно чернел на фоне холодного камня подоконника. Директор соединил кончики необычайно худых и длинных пальцев, из-за стекол очков тускло искрились яркие голубые глаза, сейчас казавшиеся выцветшими. Внезапно старик расплылся в грустной слабой улыбке, оборачиваясь к замершей ученице. Разъединил пальцы и достал из глубокого кармана витиеватую волшебную палочку и, изящно взмахнув ей, наколдовал медный канделябр с тремя толстыми бежевыми свечами, которые весело мерцали золотисто-оранжевыми огоньками.
— Так будет несколько уютнее, не находите? — Дамблдор задумчиво почесал длинный нос.
— Вполне, — коротко ответила девушка, хмуря брови.
Профессор благодушно покачал головой.
— Мисс Уайлд, вы расстроены и подавлены, — Дамблдор не спрашивал, а мягко утверждал. — Мне, конечно, трудно вас понять, моя юность была эдак сотню лет назад…
Флоренс равнодушно дернула плечом, сухо сглатывая.
— Ведь все взрослые сначала были детьми, мисс Уайлд. Только мало кто из них об этом помнит…
Старик печально вздохнул. В его ярких глазах сверкнула хрустальная влага.
— А вы помните, сэр? — девушка уперлась подбородком о колени, ощущая странную тяжесть в груди.
— Я? О да, моя девочка. Я помню. И порой жалею об этом.
Флоренс с немым сочувствием посмотрела на Дамблдора.
— Порой жизнь преподносит такие внезапные сюрпризы, что уходят десятилетия на то, чтобы забыть, мисс Уайлд. Вам всего шестнадцать, но вы успели познать очень многое и сумели не сломаться. Вы способны пережить такие ужасы, какие и не снились многим тридцатилетним людям, — старый директор покачал седой головой, и в длинной бороде мягко заиграли теплые блики от свечей. — Но, знаете, сильных людей страдания делают еще более стойкими и выносливыми. И из таких юношей и девушек вырастают люди, не похожие на тех взрослых, которых интересуют лишь бумажки, цифры и внешний блеск. — Дамблдор грустно усмехнулся.
— Сэр, я бы хотела вас спросить, — девушка внимательно посмотрела на старика, пряча тоску в глазах.
— Я слушаю вас, моя девочка.
Флоренс на мгновение замялась, пытаясь собрать в кучу все крутящиеся ураганом мысли. Но добрые, искрящиеся лазурной голубизной глаза директора внушали спокойствие.
— Что такое любовь?
Дамблдор мягко улыбнулся, сцепив худые пальцы. Стекла его очков-половинок сверкнули в свете свечей.
— Мне кажется, что вы знаете это лучше, чем кто-либо, моя девочка, — профессор отчего-то чуть нахмурился, вглядываясь в беспросветную тьму ночи. — Но раз вы просите… Любовь — это, прежде всего, отказ ото всех остальных пленительных цветов жизни. Любовь — это самое прекрасное на Земле, то, чего невозможно увидеть глазами. Любовь — это когда нравятся не только внешность и характер, но даже недостатки. Вы испытали это всепоглощающее чувство довольно рано, мисс Уайлд. И я могу считать вас очень счастливым человеком.
В сердце девушки распухло что-то очень колкое и острое, вызвавшее удушающий ком в горле и щиплющую сухость в глазах.
— Почему же так больно, сэр? — ее голос сорвался на отчаянный хрип, странно прозвучавший в темной прохладе заброшенного кабинета.
Дамблдор вздохнул, прошелестев рукавами мантии.
— Душа — необъяснимая штука, мисс Уайлд. Никто не знает, где она находится, но все знают, как болит. И есть в жизни что-то, что нельзя исправить. Это можно только пережить, — старик пронзительно посмотрел на Флоренс, в его глазах плескалась боль и мудрость всей прожитой жизни. — Но любовь не приносит боли, моя девочка, помните это до старости. Просто любовь и боль всегда ходят вместе.
— Всегда, — едва слышно прошептала девушка, сглатывая слезы.
— Всегда, — согласно кивнул Дамблдор, опуская седую голову.
Комментарий к Chapter
XVI
Многие цитаты принадлежат Антуану де Сент-Экзюпери, а одна – А.П. Чехову (но переформулированы). Недавно перечитала “Маленького принца”. Пожалуй, это одна из тех немногих вещей в этом мире, которая может заставить меня рыдать. В этой книге можно найти ответы на все вопросы. Почитайте, не пожалеете. Always, “Маленький принц” и “Прекрасное далеко” – бессмертны.
====== Chapter XVII ======
Уже несколько лет подряд не было такой кошмарной погоды на Хэллоуинских выходных, и всем оставалось только раздраженно качать головой, глухо ворчать проклятия и поплотнее утыкаться носами в шарфы, в попытках хоть чуть-чуть согреться и укрыться от пронизывающего свистящего вихря. На низкое небо легла вязкая, мутная пелена, закрывающая суровые свинцовые тучи. Безжалостный ветер, с отчаянным воем мечущийся по Хогсмиду, бешеной вьюгой кружил в туманном воздухе мерзкую колкую крупу, которая так и норовила попасть в глаза острыми льдинками. Заледенелые деревья жалобно стонали и скрипели, накреняясь под мощными порывами студеной бури, а тонкие ветви багульника и ракитника, растущих возле пабов, обламывались с хрустящим треском. Дороги, мощеные крупным булыжником, покрылись ледяной коркой, припорошенной тонким слоем колючего снега. Ветер оглушающе свистел в ушах, создавая ватный гул, стекла в окнах пабов тревожно дребезжали, а град шумно колотил по черепичным крышам домиков. Дымок, поднимающийся из каменных печных труб, тут же рассеивался тонкой беловатой вуалью и терялся в мутном воздухе.
Но, несмотря на откровенную непогоду, на улице толпились кучки студентов, жмущихся друг к другу и пытающихся добраться до первого попавшегося магазинчика в надежде отогреться и расслабиться. Пуффендуйцы, наглухо замотавшиеся в шарфы и потиравшие руки в вязаных варежках, пытались докричаться друг до друга через воющий свист вьюги и спотыкались на каждом шагу, когда хотели приветственно помахать группе неунывающих и звонко хохочущих гриффиндорцев. Чопорность и напускную холодность когтевранцев сломала пронзительная ледяная стужа, проникающая через куртки и теплые кофты до самых костей, глаза заметала колючая пурга, и студенты с сине-серебристыми шарфами тыкались во все стороны, как слепые котята. И только пять точеных силуэтов в дорогих пальто с идеально ровными спинами и высоко поднятыми головами выделялись среди общего суматошного смятения. Слизеринцы, хладнокровные и невозмутимые, рассекали бушующую пургу с неизменным спокойствием и аристократичной чопорностью, которую не вытравить уже ничем. Студенты, поводя плечами и стряхивая налетевший снег с пальто, окунулись в блаженное, уютное тепло «Трех метел», пропитанное свежим запахом древесины, ароматом сухих пряностей и сладковатой сливочностью знаменитого пива мадам Розмерты. В пабе было шумно, царила приятная расслабленная атмосфера, слышался заразительный смех веселых компаний, звон бутылок и озорные комплименты старшекурсников в сторону хорошенькой хозяйки. Душистый жар накатывал на замерзших гостей тягучими волнами с запахами корицы, терпкого муската, кардамона и имбиря, отчего щеки студентов медленно заливались алым морозным румянцем. Слизеринцы, сохраняя пренебрежительное достоинство, прошествовали к столику возле небольшого окна в старинной деревянной раме, снимая пальто и отодвигая стулья, и тихо, но с намеками на улыбки о чем-то переговаривались. То и дело весело звякал входной колокольчик, оповещая о приходе новых посетителей, и в переполненном пабе раздавались новые взрывы хохота, беззлобные шутки, а в дружелюбную ароматную атмосферу влетали холодные порывы ветра. Гарри Поттер, поднеся к губам стакан сливочного пива, цепко наблюдал за компанией слизеринцев. Выудил взглядом мускулистую фигуру Забини в темном джемпере и с коротко стрижеными черными волосами, хрупкую Дафну Гринграсс, поправляющую блестящие белокурые локоны и грациозно усаживающуюся на стул. Пэнси Паркинсон отчего-то скривила вздернутый нос, став еще больше похожей на сморщенного мопса, и недовольно посмотрела на Блейза, который насмешливо ухмыльнулся. Младшая сестра Дафны, робко помалкивая, села спиной к окну и откинула на одно плечо густые каштаново-рыжеватые волосы, красиво переливающиеся на мягком свету, а ее изумрудные глаза опечаленно блеснули. Нотт, высокий длинноногий хмырь, что-то спросил у Забини и, когда тот театрально всплеснул руками, Теодор бесшумно рассмеялся, обнажив белоснежные зубы, и неспешно направился к барной стойке. Девчонки в пабе бросали на Нотта восхищенные, сверкающие затаенной надеждой взгляды и жадно впивались глазами в красивое надменное лицо с бронзовой кожей, плавными и благородными чертами, шоколадно-карими глазами и подвижными хищными бровями. Гарри увидел боковым зрением, как пятикурсница-пуффендуйка чуть не вывернула себе шею, пока пялилась на высокую фигуру Нотта, скучающе облокотившегося о стойку столь непринужденно и изящно, что девчонка даже приоткрыла рот. Юноша презрительно фыркнул в стакан, отворачиваясь от слизеринцев и возвращаясь к беседе с друзьями. Гермиона опять ругала провинившегося Рона за шумное прихлебывание в общественном месте, а Флоренс скучающе разглядывала разводы на потертой деревянной столешнице. Гарри шикнул на разбушевавшуюся Гермиону, у которой щеки уже пылали от праведного гнева, и Рон с щенячьей благодарностью впился взглядом в друга.