— Так спокойно, правда? — ее тихий шепот мягко рассек тишину библиотеки.
— Да, — юноша вздохнул, — спокойно.
Но она была чем-то опечалена. Эта незаметная тоска читалась во всем — в отстраненном взгляде, нервных жестах, меняющихся интонациях. В глубине души Гарри, разумеется, знал причину этой печали. Но молодой человек упорно не хотел признавать очевидное. И в его душе рождалась жгучая, болезненная зависть к Драко Малфою. Гарри выпрямился, поморщившись от боли в затекшей спине.
— Что сказал Снейп про ожерелье?
— Что это очень сильная и темная магия, — Гарри удержался от соблазна спародировать ненавистного профессора, но в усталых глазах Флоренс все же блеснула слабая улыбка.
— Неудивительно. Я думаю, что Белл нескоро выпишут из Мунго. То, что произошло с ней вчера… Это жутко. Никому не пожелаешь такого, — она задумчиво посмотрела в окно, а гриффиндорец злобно хмыкнул — как же!
— И все же, Флоренс, я абсолютно уверен в том, что Малфой…
Гарри осекся, словив ее измученный и тоскливый взгляд.
— Мы уже говорили на эту тему, — она говорила тихо, но очень четко и как-то отрешенно, — Я не считаю Малфоя причастным к этому делу. Да, он не святой, но и ты, Поттер, тоже не забывай про свои грешки. Я знаю, ты думаешь, что я его защищаю… — Флоренс посмотрела на него так глубоко и пронзительно, что у молодого человека перехватило дыхание. — Но я просто знаю, что Малфой не жестокий человек. И он не сможет убить кого-то.
— А ты… Никогда не смотрела на его левое предплечье? — осторожно спросил Гарри, подпирая ладонью подбородок.
Флоренс холодно на него посмотрела, чуть сузив глаза.
— Нет.
— А ты не думала…
— Неважно, что я думала, Гарри. Совсем неважно.
Юноша поджал губы и нахмурился, бездумно вглядываясь в тонкую изящную кисть, белеющую на дубовой поверхности стола, будто алебастровый рельеф. За стеллажом раздался тихий шепот спорящих первокурсников.
— Гарри, — она мягко улыбнулась, протянула руку, накрывая ладонь молодого человека своей, и чуть сжала длинные нежные пальцы. По телу гриффиндорца пробежал острый разряд, прожигающий трепещущее сердце и будоражащий кипящую кровь, — Прекрати. Ты не обязан мчаться спасать мир, даже если ты Избранный. Ты просто школьник, шестнадцатилетний мальчик со своими мечтами, надеждами и планами. Не терзай себя смутными догадками и сомнениями, оставь это все. Хотя бы на время, если тебе уж так невтерпеж лезть на рожон… — она позволила себе ехидную усмешку.
Гарри улыбнулся. К горлу подступил дрожащий ком пьянящей радости при ощущении бархатной прохладной кожи на своей руке. Даже слизень Малфой отошел куда-то на двадцатый план, оставив после себя только темный, смутный след.
— Кстати, Рон не говорил тебе, что Уизли приглашают тебя на Рождество? — Гарри поправил свободной рукой очки, его насыщенно-зеленые глаза сверкнули в каком-то по-детски наивном предвкушении.
В лице Флоренс что-то неуловимо изменилось. Ее красиво очерченные губы дрогнули в неверящей, полной затаенной радости улыбке, теплые лучистые глаза чуть-чуть сощурились в скрытом воодушевлении, а тонкие пальцы на ладони Гарри дернулись.
— Ты шутишь?
— Нет, — он пожал плечами, — Рон сам хотел тебе сказать.
— Но до Рождества больше двух месяцев, — она скрыла улыбку, закусив щеки изнутри, — Если родители Рональда передумают…
— Ты что такое говоришь! — Гарри даже повысил голос, но под предупреждающим взглядом Флоренс утих и продолжил шепотом. —Даже не думай! Мистер и миссис Уизли милейшие люди, радушные и замечательные, и если они пригласили тебя, то можешь не сомневаться…
— Я поняла, — девушка дернула уголками губ, а в красивых глазах вспыхнули обжигающие золотистые лучики, — Мне приятно. Правда!
— Ты поедешь? — Гарри широко улыбнулся, запуская руку во взъерошенные черные вихры.
— Скорее всего. Мне хочется… Отвлечься, что ли.
Юноше показалось, что она сказала это скорее себе, чем ему. Между темными бровями прорезалась хмурая болезненная складка, а глаза подернулись стеклянной равнодушной пеленой, скрывающей что-то тягостное и неприятное. Пламя догорающих свечей тревожно затрепетало, искажая тонкие черты, пропитанные усталостью и смятением. Гарри вздохнул.
— Пойдем, уже поздно. Нам надо выспаться, завтра рано вставать.
— Да, пойдем, — тихо и невнятно ответила она, медленно поднимаясь и нервно хватая мантию со спинки стула.
Они пересекли библиотеку, мягко и уютно освещаемую сотнями свечей, рассеивающих теплый полумрак. Мадам Пинс проводила студентов привычным подозрительным взглядом, высунувшись из-за кожаной обложки какого-то пожелтевшего от времени манускрипта. Сохраняя задумчивую тишину, неспешно направились в сторону Восточной башни. Сумрачные каменные коридоры сдавливали виски неприятным липким холодом, который не развеивался даже потрескивающими искристым жаром факелами на стенах. Вновь знакомая небольшая площадка, узкое стрельчатое окно с темным витражом и старинный гобелен. Гарри судорожно перебирал в голове хоть какие-то фразы, подходящие к моменту и измученному виду подруги.
— Спокойной ночи.
Флоренс вяло и сдержанно сжала плечо юноши длинными холодными пальцами. В прохладной мрачной полутьме ее бледное лицо казалось совсем иссохшим и болезненным, на тонкую полупрозрачную кожу тяжело ложились пылкие оранжевые блики, отражаясь в светло-карих, надломленных душевной болью глазах. Прикосновение отозвалось тягучим жаром в груди и волнительными мурашками.
— Спокойной ночи.
Она отняла руку, отрешенно и едва заметно кивнув, и исчезла за гобеленом туманным миражом, оставив после себя только вязкую, жгучую тоску и едва уловимый дымчатый шлейф пьянящих ароматов. *** Флоренс ворочалась уже несколько часов подряд, не в силах успокоить бушующее пламя в сердце. Белые мягкие простыни то отчаянно холодили кожу, то обжигали мучительным жаром, одеяло наваливалось грузной скалой, а голова раздражающе проваливалась в пуховые подушки. В затылке часто пульсировала тупая ноющая боль, в горле пересыхало, а в груди разрасталось лихорадочное возбуждение. Девушка резко села, нащупывая ногами пушистые тапочки на полу и бросая короткий взгляд на светящийся циферблат будильника. Было около трех часов. Флоренс накинула на плечи махровый серый халат, быстро оглядев себя в зеркале, окутанном ночной мглой. Бесшумно прошла по толстому шерстяному ковру, с тихим скрипом открывая дверь спальни и окунаясь в леденящую, темную прохладу башни. Девушка осторожно спустилась по узкой винтовой лестнице, едва касаясь кончиками пальцев каменных перил, и остановилась у небольшого спуска в гостиную с широкими ступенями из шершавого известняка, под мощной бежевой аркой. Огонь в камине погас, оставив кучку тихо тлеющих углей, и теперь тот неприветливо разевал черную глубокую пасть. Кресла, диван и письменный стол темнели размытыми пятнами, таящими смутную угрозу. Воздух был подвижным, прохладным и напоенным влажной свежестью скорого ноября. Погода решила сменить бушующий гнев на холодную высокомерную милость, развеяв колкую бурю и оставив ночь хрустяще-чистой и окутанной бархатной густой мглой. Где-то на далекой земле виднелись едва различимые очертания пустынного Запретного леса, острых горных вершин, разлилась неподвижная зеркальная гладь Черного озера. Велюровая густо-сапфировая ночь окутала томными объятиями мир и роняла на чернеющие леса и поля хрустальные капельки звезд, волшебным жемчугом рассыпавшиеся по небосклону. Гордый изящный месяц набросил на спящий замок прозрачную серебряную органзу своего сияния, которая холодно искрилась алмазной пылью. Неподвижный равнодушный свет резко очерчивал черный мужской силуэт на подоконнике. Вся атмосфера этой комнаты была пропитана ледяным отчаянием и горечью, которые отравляли воздух, проникая в легкие. Флоренс оперлась плечом о прохладный косяк колонны, скрещивая руки на груди и чуть склоняя голову, и задумчиво всматривалась в фигуру юноши, который сохранял безразличное достоинство даже наедине с собой. Подбородок его был приподнят, а взгляд устремлен в бескрайнее густое небо. Худая напряженная спина была безупречно ровной, и только нервно сцепленные паучьи руки с бледной сухой кожей выдавали тревожность молодого человека. Точеный, изысканный профиль с благородным лбом и длинным ровным носом выделялся на фоне холодного ночного сияния четкой бархатной тенью. Белые платиновые волосы, уложенные с небрежной идеальностью, отливали атласным блеском и мягко касались острых высоких скул. И все же было в этой завораживающей, почти дьявольской красоте что-то неправильное, какое-то рвущееся наружу ревущее чувство, которое могло захлестнуть своей болезненной мощью весь этот мир. Девушка глубоко и тихо вздохнула, поплотнее закутываясь в халат. Драко Малфой нервозно дернулся, сбрасывая оцепенение, и устремил завораживающий взор холодных, выцветших серых глаз на Флоренс. В их глубине мерно мерцали тусклые жемчужные искры, оживляющие худое больное лицо, полное отчужденного презрения и льдистой отстраненности. Девушка продолжала смотреть на юношу, бесстрастно и вдумчиво вглядываясь в острые черты. Драко привычно скривил тонкие губы в высокомерной ухмылке, вздернув подбородок, и с неким вызовом скользнул воспаленным взглядом по хрупкой, казавшейся хрустальной в темноте, фигуре и бледному усталому лицу. Но было в этой ухмылке что-то горькое и тоскливое, жгуче режущее душу. Хрустальная вуаль лунного света плавно окутала маленькую гостиную, добавив еще больше напряженности и болезненности в царившее молчание. Флоренс смотрела на Малфоя, который словно говорил ей: «Да, я монстр. Хладнокровный и жестокий монстр». Он избрал этот путь. Путь безысходной ледяной мглы, уходящей в бесконечную пустоту. И от осознания этого становилось жутко, а в сердце медленно разрасталась морозная корка, пронизывающая могильным ужасом все существо Флоренс Уайлд. Она рвано вздохнула, отворачиваясь и вжимаясь спиной в каменную стену, вцепилась тонкими обледеневшими пальцами в шершавый твердый известняк. По впалой щеке скользнула горячая стеклянная слеза. Драко Малфой гневно закусил щеку и отвернулся к окну, прижимаясь лбом к холодному тонкому стеклу. Комментарий к Chapter