— Ты трус, Малфой!
— Я трус. И я просто хочу уйти.
— Если ты уйдешь, то кому от этого будет лучше? Твоей матери? Отцу? Забини?
— Тебе точно.
— Придурок. Ты эгоистичный кретин, Малфой! Думаешь, что знаешь все лучше всех, а на деле глупый капризный ребенок!
— Может быть. Но я всего лишь заканчиваю тот путь вонючей грязи и темноты, на который ступил.
— Нужно бороться, Малфой!
— А смысл?
— Смысл есть везде. Даже там, где, как нам кажется, его нет.
— Уже поздно. До странности приятно ощущать под собой ничего.
— Приятно. Приятно оставить все, сбежав от мира.
— Не отрицаю.
— Не бросай меня, Малфой. Вернись.
Сквозь гудящую пелену до Драко донесся вопль Вингардиум Левиоса. А дальше был ледяной пол Астрономической башни, мощный удар в челюсть от взъерошенного и промерзшего Забини, его итальянский мат, смешанный с английским и испанским. Флоренс Уайлд одобрительно улыбнулась, растворяясь в мокрых хлопьях летящего сероватого снега. *** Эта ночь января выдалась чудесной. Легкий воздух, напоенный морозной крепостью, казалось, звонко похрустывал при каждом вдохе. Над Хогвартсом и его окрестностями расстилалось необъятное ночное небо, напоминавшее чернично-черный велюр, на котором рассыпались сотни мерцающих звезд, тихо спящих под серебристо-прозрачной вуалью луны. Иней на плакучих ветвях прибрежных ив мягко искрился светящейся крошкой хрустального бисера, мягко переливаясь под струящимся холодным светом. Молочно-белое покрывало снега бережно укутывало затаившую дыхание в ожидании весны землю. Зеркальная гладь Черного озера, скованная толстым слоем голубоватого льда, была изрезана затейливыми переплетениями лезвий многочисленных коньков. Ближе к краю озера можно было разглядеть две фигурки, плавно кружащихся на месте, и они казались одним большим целым. В темном воздухе над ними парил небольшой фонарь с толстой свечой внутри, и он излучал мягкий уютный свет, тускло заливающий юношу и девушку. С ночного небосвода падал, кружась в плавном изящном вальсе, мерцающий кружевной снегопад, тихо оседавший на дремлющую землю.
Флоренс чувствовала теплые руки Гарри у себя на спине, ощущала его размеренное, спокойное дыхание у себя над ухом, его уютный аромат мягко бил в ноздри. Она не жалела, что согласилась на эту ночную вылазку. Они топтались на месте в чудаковатом танце, держа друг друга в бережных объятиях и утопая в нахлынивающей неге нежности. А воздушные кристальные снежинки, отражая зеркальное сияние звезд, с манящим шепотом вращались вокруг молодых людей. Девушка ощущала приятное, разливающееся по телу тепло, когда находилась рядом с Гарри. Когда он неловко улыбался, когда задорно сверкал яркими насыщенно-изумрудными глазами, когда брал ее за руку. Не было пьянящего возбуждения, которое раньше часто бешено трепетало в груди. Остался только душевный покой, вселяющий мягкую уверенность и тихую уравновешенность. С Гарри было спокойно и мирно. Но порой все это не могло заглушить то противное, гложущее сердце чувство неправильности. Оно снедало изнутри долгими муторными ночами, не давало заснуть, утомляло бесконечной глухой болью в голове. Но когда Гарри был рядом, ревущий и мечущийся зверь затихал, затаиваясь на время. И все начиналось снова, когда Флоренс оставалась одна.
Гарри остановился и затаил дыхание, пристально всматриваясь в потемневшие глаза девушки. Она была невыносима прекрасна — с покрасневшими от мороза щеками, с растрепавшимися волосами, с задумчивой слабой улыбкой на мягких губах. Ее узкое лицо находилось в паре дюймов от его, и такая близость вызывала сладостную дрожь во всем теле. Юноша, глубоко и нервно дыша, осторожно приблизился к ней вплотную и крепко обнял, упираясь подбородком в хрупкое плечо. Было тихо. Так тихо, что казалось, будто все умерло, оставив на земле только двух студентов. Флоренс зажмурилась, почувствовав, как в уголках глаз задрожала жгучая влага. Перед глазами заплясали раздвоенные холодные блики, затмевающие величественный Хогвартс, видневшийся темной грудой. Гарри осторожно поцеловал ее в щеку, задерживаясь на несколько секунд, и мягко сжал тонкие пальцы в теплой перчатке.
— Почему все так сложно, Гарри? — она с отчаянной горечью сглотнула нахлынувшие слезы, хмуря брови.
Юноша тихо вздохнул.
— Это жизнь. А она не бывает простой.
— Не бывает, — Флоренс, скривив губы, хмыкнула с мрачной иронией. — Знаешь, мне в последнее время так… пусто.
Насыщенно-зеленый взгляд Гарри, в тусклом свете волшебного фонаря казавшийся сероватым, пересекся с янтарно-кофейными глазами девушки, в которых блекло мерцали золотистые искорки. Флоренс сморгнула скопившуюся влагу и крепко обняла молодого человека, глубоко вздохнув.
— Я тебя чем-то обидел? — Гарри, упиваясь ароматом ее холодных волос, осторожно погладил девушку по спине.
Она тихо фыркнула.
— Причем тут ты?.. А, впрочем, забудь.
Юноша, уловив льдистые ноты в ее голосе, потупился. Пышный хрустальный снег, обволакивая ажурной пеленой дремлющий ночной мир, мягко мерцал в неподвижном январском воздухе. В Хогвартсе, окутанном сонным бархатным мраком, в Восточной башне одиноко и гордо горел свет в окне. На фоне жарких золотистых бликов, пляшущих на стеклах, дернулся черный силуэт и исчез в глубине гостиной. *** Нарцисса Малфой затуманенным взглядом бездумно всматривалась в хрупкие, серебристо-акварельные кружева застывшего льда на оконных стеклах. Огонь, отстраненно трещащий в огромном камине, совершенно не согревал, и дело было не в силе и жаре пламени. Вечный холод царствовал в душе миссис Малфой, сковав ее сердце толстой коркой промороженного камня. Эту же мерзлоту вселяло угнетающее великолепие поместья — изысканная мебель из темного дерева и с обивкой из редких тканей, шикарные старинные гобелены, черный и розовый итальянский мрамор, персидские ковры, стоящие целое состояние, бесчисленное множество драгоценных безделушек. Во всем этом не было души, лишь пронизывающая холодом пустота. Нарцисса с рождения была приучена к жизни в непозволительной роскоши. Она не знала отказа в своих желаниях и обладала властью с ранних лет, не знала бедности и необходимости откладывать деньги на черный день. С пеленок в ее голову было вбито и укоренено, что она — Блэк, и этим все сказано. У Нарциссы и сестер было все самое лучшее — платья, украшения, книги, мебель, еда, сады. Они — Блэк. С юности младшая дочь Сигнуса и Друэллы Блэк воспитывалась в жесткой строгости эталонной аристократической семьи чистокровных волшебников, с молоком матери в нее впитывались манеры, утонченность, светское лицемерие и фальшь. И Беллатриса, и Андромеда, и Нарцисса не знали тепла, ласки и родительской любви, росли в отчужденной холодности, царившей в семье. Ведь они — Блэк. Годы в Хогвартсе пролетали незаметно, пока Цисси не влюбилась. По уши, наивно и искренне. И — какая же удача! — в семнадцать она вышла за этого человека замуж. Нарцисса стала Малфой. Пышная свадьба, скрепившая чистокровный союз, стала одним из самых счастливых дней во всей жизни женщины. Она до сих пор помнит то роскошное, по-королевски величественное лилейно-белое платье из французского кружева и тончайшего атласа, расшитое россыпью морского жемчуга. Бриллиантовую тиару в платиновых волосах и полупрозрачную фату, скрывающую чуть порозовевшее лицо. И его пристальный взгляд, подернутый пеленой вежливой отстраненности. Но Нарцисса знала, что за этой маской скрывается искреннее восхищение. В первую ночь их брачное ложе заливала своей печальной хрустальной вуалью полная луна. Звенящая прохлада весенней ночи, в которой упоительным шлейфом разливался аромат фиалок, ландышей и страсти. Шелковые простыни, терпкий вкус жадных поцелуев, смелые, но щемяще осторожные движения. Внезапный порыв стыда и смущения, успокаивающий шепот, томные прикосновения губ к роскошно-нежной коже. Опьяняющий блеск затуманенных глаз, откровенные изгибы обнаженных тел, сладостные стоны наслаждения. Волна пронзительного восторга, перехватывающая дыхание, слабые улыбки и глубокие теплые объятия. Нарцисса была счастлива. К таким моментам добавилось еще и рождение долгожданного и единственного сына. Он был самым ярким лучом в жизни миссис Малфой, дарящим оглушающую радость и душащую нежность. Ее милый маленький Драко, беззубо улыбающийся матери и протягивающий крохотные руки к гордому отцу. Сын рос. Первое слово, первый шаг, первый рисунок, первая мелодия на фортепиано, первый полет на метле. Письмо в Хогвартс. Драко уже шестнадцать. Или еще только шестнадцать? Нарцисса не знала. Ее сыну пришлось слишком рано повзрослеть. Он еще мальчик — нахлынивало на нее, когда миссис Малфой вспоминала расползающуюся на жилистом предплечье Драко жуткую отметину. Мальчик — юный, незапятнанный черной грязью, влюбленный. Нарцисса дала себе обещание — когда закончится весь этот убийственный кошмар (а она верила, что закончится) и сын захочет связать свою жизнь с какой-нибудь девушкой, то она не станет ему препятствовать ни в чем. Для миссис Малфой главным было счастье сына. Нарцисса прикрыла глаза, прикоснувшись холодными пальцами к виску. Поленья в камине раздраженно затрещали, выпустив столп мерцающих искр. Комментарий к Chapter