XIX
Лично я недовольна этой главой. Поэтому жду Ваших мнений, как всегда.
====== Chapter XX ======
— Ты вечно его защищаешь! Пора посмотреть правде в лицо, Флоренс! Первой была Кэти, а теперь еще и Рон!
— В чем ты меня обвиняешь? В том, что я не бегу по первому твоему зову к Дамблдору и не ору на каждом углу, что Малфой — Пожиратель?! У тебя паранойя, Поттер!
— Это у меня?.. Разве не сходятся факты?
— Какие к черту факты?! Ты считаешь фактами то, что Малфой шатается по ночам неизвестно где и перестал тебя доставать?! Браво, Поттер, ты гений дедукции! А тебя не волнует, что ему шестнадцать, он трусоватый слизняк и никаким боком не может быть полезным Волан-де-Морту?!
— Он исчезает с карты Мародеров! А тот его разговор со Снейпом перед Рождеством, о котором я рассказал, ни о чем тебе не говорит? Ты наивна и не хочешь признать очевидное!
— Я не наивна, Поттер!
— Рон едва не погиб, ты разве не понимаешь?!
— Я понимаю все! И гораздо лучше, чем ты думаешь!
— Прекратите немедленно!!!
Пронзительный визг Гермионы Грейнджер заставил Гарри и Флоренс умолкнуть и посмотреть на измученную и сердитую девушку. Они стояли у входа в Больничное крыло, откуда их выставила мадам Помфри и профессора, оставшиеся возле постели Рональда. Он едва не окончил свою жизнь прямо в День рождения после глотка медовухи Слизнорта. И, разумеется, Гарри не упустил возможность начать доказывать свою теорию про Малфоя.
— Грейнджер, разбирайся со своим другом и его уехавшей крышей сама. Я умываю руки!
Флоренс смерила Гарри холодным взглядом, кивнула бледной Гермионе и, развернувшись на каблуках, быстро зашагала по пустому светлому коридору. Она тяжело дышала, сворачивая к одному из заброшенных балконов в западном крыле Хогвартса. Девушка резко облокотилась о плесневелые мраморные перила, заливаемые ярким мартовским солнцем, и опустила голову, позволяя свежему, влажному ветерку трепать волнистые пряди волос. Козырек балкона из старинного, отсыревшего серого камня отбрасывал размашистую тень, которую все же нарушали прозрачно-золотистые лучи. Весна властно и стремительно вступала в свои права, проворно разрушая хрустальное снежное царство шотландской зимы. Гигантские пушистые сугробы понемногу таяли, превращаясь в хлюпающую под ногами, теплую жижу, смешивающуюся с резвыми звонкими ручейками. Деревья, оживляясь в потеплевшем, туманном пахучем воздухе, сбрасывали с ветвей ажурный иней. Небо расчистилось, и теперь бескрайний акварельно-голубой простор закрывала лишь белесая дымка невесомых облаков. И, несмотря на сохраняющийся облик позднего января, в воздухе ощущалось незримое присутствие звонкоголосой свежей весны. Флоренс рвано вздохнула, ощущая гнетущую тяжесть в душе, которая разбухала и противно растекалась внутри. Она не любила лгать. Но не могла поступить по-другому. Как бы она не была привязана к Гарри Поттеру, он не стоял для нее на первом месте. Несомненно, он был дорог ей как друг и как человек, которому она позволяла любить себя. Но она не любила его. Не любила так, чтобы ответить взаимностью. Флоренс позволяла ему быть рядом с собой и искренне ценила, как доброго и чуткого товарища, привнесшего свет в ее мрачную и запутанную жизнь. Она была благодарна Гарри. Ощущала глубокую дружескую симпатию, если не назвать это чувство извращенной формой любви. Была привязана к нему, по-своему уважала, в какой-то степени увлеклась им, найдя покой и утешение. Но не любила. И в последнее время осознание этого противного факта непрерывно грызло ее изнутри, заставляло осознавать то, что она попросту пользуется Поттером, притворяется, надевает отвратительную фальшивую маску. Из-за этого Флоренс зачастую срывалась на Гарри по пустякам, желая отдалиться. Но он ничего не говорил, продолжал покорно и преданно ждать ее улыбки. И от этого становилось невыносимо тошно. Порой казалось — вот он, идеальный спутник. Добрый, понимающий, заботливый, отзывчивый, отважный и отчаянный. Пусть и не красавец. Такие — герои дамских любовных романов, которыми тайком ото всех по ночам зачитывалась Грейнджер. Но жизнь распоряжается иначе. Другие герои — изворотливые, галантные и блистающие в светском обществе, чертовски красивые, запутавшиеся в перипетиях жизни и глубоко несчастные — тоже фигурируют в банальных бульварных романчиках. И кружат головы дамам куда больше и чаще правильных мальчиков-героев. Ведь любить плохого кавалера так интересно! Обмен писульками на надушенной бумаге, многозначительные взгляды в высшем обществе, таинственные и головокружительные улыбки, секретные встречи в какой-нибудь беседке под покровом ночи, разбитое сердце, литры слез в подушку и сопли в кружевные платочки. Красиво и заманчиво. В дамском романе, но не в жизни. Флоренс хотелось влюбиться в Гарри. Чтобы отпустил этот полыхающий плен бушующего огня в сердце, чтобы не просыпаться по ночам с кипящей кровью и раскалывающейся головой, чтобы не чувствовать, как боль режет душу десятком раскаленных лезвий при взгляде на него. Но не отпускало. И только сейчас она понимала, что же такое любовь. И убеждалась в правильности слов Дамблдора — любовь и боль всегда ходят вместе. И ей было больно не просто любить. Ей было больно лгать Гарри, зная если не всю правду, то хотя бы ее завуалированную часть. И все равно она упрямо отмахивалась и резко отвечала на все проницательные выводы Поттера. Зная, что он прав. И не могла (и не хотела) допустить, чтобы произошло что-то необъятно-жуткое, при этом сохраняя все тайны Драко Малфоя при себе. Девушка, устало проведя тонкими пальцами по растрепанным волосам, обернулась и сощурилась от слепящих солнечных лучей. Ей показалось, что в прохладной, обволакивающей полутьме коридора растворился черный холодный силуэт. Ей показалось, что задорный порыв свежего ветерка, в котором играли золотисто-хрустальные капельки света, донес прозрачный, почти невесомый, но жгуче опаляющий легкие аромат мяты и мужского одеколона со сложными переплетениями ледяных нот. Ей показалось, что в густом влажном воздухе блаженными трелями разнесся столь знакомый вкрадчивый голос с бархатно-серебристыми переливами. Ей показалось. В больших орехово-карих глазах задрожали стеклянные слезы. *** Флоренс хлопнула дверью, слыша, как бурлит и фырчит смываемая вода в бачке. В дальней кабинке надрывно взвыла Плакса Миртл, оскорбленная нарушением ее покоя. Этот туалет, несмотря на свою заброшенность и неприглядный вид, был вполне пригоден к использованию. Если не считать грязи на унитазах, запаха плесени и засохших экскрементов, сломанных задвижек и крайне истеричного, ранимого и вредного привидения, разумеется. Девушка, расправив край темно-синего форменного джемпера, подошла к умывальникам и взглянула на себя в покрытое толстым слоем пыли и кое-где треснувшее зеркало. В тусклом сероватом свете туалета бледное и худое лицо Флоренс показалось ей особенно изможденным и болезненным. Темно-каштановые, казавшиеся почти черными волосы были забраны в тугой низкий пучок, открывая тонкие, приятные черты. Медовые огоньки в карих глазах потухли, и тяжелый мутный взгляд был наполнен усталостью. Нахмуренные густые брови, плотно сжатые бледные губы, залегшие тени — все выдавало напряженность и нездоровое утомление. Девушка открыла воду, подставляя длинные сероватые пальцы под мощную шумную струю ледяной воды. В голове всплыл образ Кэти Белл, которую Флоренс встретила утром около Больничного крыла. Выздоровевшая, румяная, улыбчивая, в окружении подруг — гриффиндорка выглядела вполне довольной жизнью. Ее возвращение из Мунго спустя пять с лишним месяцев частично облегчило душу Флоренс, но вместе с этим появилось странное нехорошее предчувствие. Какое именно, девушка объяснить не могла. У входа в туалет что-то грузно громыхнуло, и Флоренс, нервно закрыв кран, резко отскочила за угол. Оглушительно хлопнула входная дверь, по каменным плитам раздались стремительные гулкие шаги, и около ряда умывальников возникла худая длинноногая фигура Драко Малфоя. Он, шумно и часто дыша, оперся бледными руками с паучьими пальцами в раковину, бегая безумным воспаленным взглядом по своему жутковатому отражению в грязном пыльном зеркале. Острое нездоровое лицо с просвечивающими через тонкую кожу венами выглядело устрашающе в сероватом густом полумраке туалета. Малфоя била крупная дрожь, он, будто сумасшедший, мотал головой и беззвучно шевелил иссохшими бескровными губами. Молодой человек нервно дернул рукой, отрывая верхние пуговицы белоснежной рубашки, и те звонко рассыпались по каменному полу, отдавая зловещим эхом в пустой тишине туалета. Длинными трясущимися пальцами зарылся в светлые волосы, резкими болезненными движениями ероша пряди. Худая широкая грудь тяжело вздымалась от сиплого дыхания, из приоткрытого рта вылетали жуткие хрипы, и Малфой рывком опустил голову, открывая кран с холодной ржавой водой. Спустя мгновение шум хлещущего потока перекрыли надрывные, полные дикой боли всхлипы. Малфой плакал, вздрагивая всем телом, испуская приглушенные вопли и выражая всем своим существованием полное отчаяние, засасывающее в вязкую вонючую мглу. Флоренс, повинуясь внутренним порывам, в несколько шагов преодолела расстояние между ними и остановилась, протягивая дергающуюся руку к его плечу.