— Слушаю тебя, Забини, — ее бледные губы едва шевелились, и казалось, что этот тихий голос исходит откуда-то со стороны.
— Как ты?
Она хмыкнула.
— Помфри меня быстро подлатала, если ты об этом.
— Я… — он задумался. Глупо спрашивать о чем-то еще. Как будто и так непонятно. — Что ты собираешься делать?
Флоренс дернула бровью.
— Ну, сейчас я собиралась вернуться в приют, пока Ваше Величество меня не задержал, — холодно съязвила девушка, скривившись от потоков воды, стекающих с ее зонта и заливающих ботинки.
— Не ерничай, Уайлд, — устало фыркнул Забини. — Ты же прекрасно понимаешь, что я не это имел ввиду.
Она задумалась на пару секунд, печально всматриваясь в дождливую серую пелену перед глазами.
— Я не вернусь в Хогвартс.
Блейз одобрительно кивнул.
— Но и в магловской Британии тебе оставаться нельзя. Будет слишком опасно, ты знаешь, — слизеринец положил тяжелую красивую руку ей на плечо, успокаивая и поддерживая. — Тебе есть, куда пойти?
— Уизли предложили мне защиту, — Флоренс чуть нахмурила брови. — Глупо будет отказаться, верно?
— Правильно мыслишь, — Забини, аккуратно отдернув руку, выудил из внутреннего кармана пиджака портмоне из дорогой темно-зеленой кожи с серебряными застежками и, участливо посмотрев в глаза однокурснице, всунул кошелек ей в руку. — Бери. Здесь хватит на полгода жизни без особой нужды. Больше не могу, изв…
— Я не возьму, Блейз! — Флоренс, расширив заплаканные глаза в растерянности, вцепилась в локоть Забини. — Нет! Забери!
Он строго глядел на нее, вслушиваясь в пыхтение отъезжающего «Хогвартс-Экспресса». Суматоха вокруг немного поутихла, оставляя после себя гнетущую тишину, прерываемую лишь тоскливым гулом дождя и завываниями ветра.
— Я обещал ему позаботиться о тебе, Уайлд. А обещаний, данных своим друзьям, я никогда не нарушаю. Кроме того, ты одна из достаточно близких мне людей, и я в любом случае не оставил бы тебя на произвол судьбы, а точнее, Уизли. Так что бери!
Она, мечась взглядам то по лацканам пиджака Забини, то по хрустальным запонкам, то по его выразительному лицу, рвано вздохнула. Молодой человек, прикрыв на несколько мгновений глаза подрагивающими веками, крепко обнял девушку, в глазах которой начали скапливаться жгучие слезы. Флоренс, уткнувшись подбородком в крепкое плечо, зажмурилась и тихо вдохнула тонкий аромат свежего кофе, исходивший от Забини.
— Он тебя любит.
Девушка отстранилась, и Блейз натянуто улыбнулся.
— Ну, береги себя, — юноша неловко махнул рукой, оглядываясь через плечо на ждущую его женщину.
— Спасибо, Блейз, — прошептала девушка, до боли стискивая портмоне.
Забини еще раз улыбнулся, прикрыл глаза и, развернувшись, зашагал к матери. Та — статная, эффектная итальянка лет тридцати пяти с роскошной бронзово-персиковой кожей, с соблазнительными жгуче-карими глазами с кошачьим прищуром, с ухоженными блестящими волосами насыщенного цвета черного кофе, с выразительными яркими чертами красивого лица, умело подчеркнутыми косметикой — окинула девушку пристальным безразличным взглядом, в котором была умело скрыта тонкая смесь брезгливости и любопытства. Миссис Забини поджала пухлые губы, накрашенные бархатно-алой помадой, расправила полы шерстяного бежевого пальто и, взяв сына под локоть, трансгрессировала. Флоренс глубоко вздохнула и с негромким щелчком закрыла зонт, подставляя бледное лицо безжалостным леденящим каплям, которые болезненными струями стекали по впалым щекам, точеным крыльям носа и тонкой полуобнаженной шее. В густых черных тучах прогрохотал угрожающий раскат оглушающего грома. Негромко и встревоженно ухнула заблудшая почтовая сова — нахохленная, мокрая, обиженно сверкающая янтарно-желтыми глазами. Девушка, взяв на руки озябшего хорька, трансгрессировала. Платформа 9 ¾ опустела. Остался только туманный шлейф радостных встреч, женских духов и глубокой боли. Комментарий к Chapter
XXI
Вот, друзья, закончена еще одна часть этой истории. Хочется сказать огромное спасибо всем, кто оставляет отзывы, мотивируя меня еще больше! Я не отличаюсь особым красноречием, мягкостью характера и повышенной сопливостью, но я все же напишу это: я люблю вас. Всех, кто читает этот фанфик, переживает за героев и ждет продолжения! Спасибо Вам за это!
====== Chapter XXII ======
На Оттери-Сент-Кэчпоул мягко опустился теплый август. Лето окутало деревушку жарким травяным ароматом лилового клевера, ярких одуванчиков, лазурных пушистых васильков, аптечной белой ромашки и дикой мяты, которые были насквозь пропитаны палящим солнцем. Заросший пруд, разливавшийся неподалеку от «Норы», источал густой речной запах, смешанный с тонким привкусом прозрачно-белых кувшинок. Ярко и сочно пахло спелой лесной малиной, поздней жимолостью и медовыми золотистыми яблоками. Воробьи и щеглы, таящиеся в густой ажурной кроне зеленых деревьев, задорно щебетали свои беззаботные песенки, наполняя летний воздух звонкой радостной мелодией. Слабые порывы теплого ветерка трепали тонкие занавески из светлого ситца в мелкий синий цветочек, пропускающие янтарный душистый свет. Лучи мягко скользили по пышному букету огромных солнечных подсолнухов и крупных белоснежных ромашек с терпким ароматом, по прозрачным стеклам распахнутых настежь окон, по внутренней отделке из теплого дерева, по старенькой, но очень уютной мебели. Медленно приближался вечер, и блики солнца становились полупрозрачно-клубничными. Дневной зной сходил на нет, на смену ему пришла сумеречная густая теплота, окутывающая собой большой тент, «Нору» и ее суматошных жителей. Миссис Уизли, казалось, переживала и волновалась больше самой невесты, носясь по всему дому в праздничном голубом платье с оборками и в сотый раз проверяя готовность к свадьбе старшего сына.
— Флоренс, посмотри, у меня застегнуто?
Гермиона, залитая волнительным обжигающим румянцем, повернулась спиной к подруге, которая в этот момент закрывала дверь их маленькой комнатки на двоих. Грейнджер похлопала себя вспотевшими ладошками по пылающим щекам, надеясь хоть немножко побледнеть.
— Да-да, все отлично, — рассеянно ответила ей Флоренс, перебирая на прикроватной тумбочке содержимое своей давно забытой косметички: засохшую тушь, разбитую пудру, старую помаду и черный карандаш. — Ты прекрасно выглядишь, прекрати истерить! — девушка устало взглянула на подругу и мимолетно улыбнулась.
Гермиона, засмущавшись, принялась нервно разглаживать складки шифонового алого платья, затем задумчиво потрепала красиво завитые каштановые кудри и хмуро посмотрела на вновь ушедшую глубоко в себя Флоренс.
— Ты разобралась с заклятием Незримого Расширения? — Гермиона осторожно присела на кровать соседки, привлекая ее внимание и размытый тусклый взгляд.
— Да, там несложно, — та отрешенно кивнула, со скрытым раздражением запихав всю косметику в небольшой узкий клатч из черной матовой кожи. — Я нашла кое-какую литературу у миссис Уизли…
Флоренс отошла к большому платяному шкафу с грубой резьбой, копошась на верхней полке с чистым постельным бельем. Гермиона вглядывалась в ее худую, но сохранившую остатки статности и плавности фигуру, на которой хорошо сидело телесное платье, обшитое черным тонким кружевом. Никакого намека на вульгарность или пошлость — целомудренная длина, корсажная юбка и длинные облегающие рукава. Флоренс повернулась к гриффиндорке в профиль, нахмурив брови, перелистывала какие-то исписанные листы пергамента. Темно-шоколадные волосы, изящно подколотые у висков, мягко переливались в розовых лучах заката. Точеный нос, высокий лоб, чуть упрямый подбородок и тонкая шея нежно очерчивались теплым светом, который заполонил своим ароматным золотом всю спальню. Но несмотря на то, что девушка сегодня выглядела на редкость красиво и женственно, в ней сквозила та необъятная печальная тьма, которая поселилась в ней с конца июня. Выводить на разговор Уайлд было бесполезно, она либо мрачно отшучивалась, либо посылала далеко и надолго. И все бросили эти попытки, стараясь лишь занимать подругу отвлекающими делами и разговорами, не давая ей уйти в себя.
— Я честно просила Гарри! — Гермиона слегка вспыхнула и, поддавшись своим мыслям и повысив голос, привлекла внимание Флоренс. — Но он ни в какую не хочет… Говорит, что не хочет подвергать тебя опасности, беря тебя с нами.
Уайлд замерла. Ее стеклянный взгляд остановился на белой герани в керамическом горшке на подоконнике. Что-то неуловимое изменилось в ее холодном тонком лице, что-то неясное, но очень важное. Девушка бросила разлетающиеся пергаменты на крошечный письменный стол, обернулась и, сделав два стремительных шага, резко присела на корточки перед Гермионой, осторожно и крепко сжала тонкие светлые пальцы в своей прохладной бархатной руке. И улыбнулась. Тихо, мягко и едва заметно. В ее красивых миндалевидных глазах на несколько мгновений вспыхнули медовые искорки дружелюбия.