— Спасибо…
*** Флоренс буквально вылетела к Выручай-комнате, когда заслышала шум и почувствовала густой запах гари. Ноги у нее подкашивались от недавно пережитого ужаса, но Фред вселил в нее уверенность и силы в светлую надежду. Теперь она, замерев на этой площадке, растерянно смотрела на студентов с метлами, валяющихся на полу, и рвущиеся языки жуткого пламени, лизавшего стены и оставлявшего после себя лишь вонючую черноту. Один из молодых людей поднялся, откашливаясь и сгибаясь от боли, его очки покрылись тонким слоем копоти, а лицо было исчерчено сочащимися царапинами. Рядом с Гарри Поттером резко подскочили Рон и Гермиона, целые и невредимые, только Уизли был еще более чумазым, чем обычно, а Грейнджер с настолько всхлобученными волосами, что не верилось, что такие вообще могут быть. Гарри, устало оглянув валяющихся на полу Малфоя и Гойла, поднял взгляд на Флоренс, и его лицо, измученное и настороженное, просияло. Они кинулись друг другу навстречу, и когда обхватили друг друга, поняли, что не смогли бы потерять для себя другого. Гарри, прижимая ее к себе, закрыл глаза и едва ощутимо раскачивался, не в силах отпустить Флоренс. Та доверчиво склонила голову ему на плечо, забыв о том, что вокруг в самом разгаре война, погибают люди, что в любой момент Хогвартс может пасть. Гарри чуть отстранился и, проведя подрагивающими пальцами по ее спутанным, выбившимся из тугого пучка волосам, ласково заглянул ей в глаза. По-прежнему лучистые и теплые, только сейчас уставшие и полные тревоги.
— Иди в Большой зал, тебя там подлатают. Ты ведь едва стоишь на ногах, — Поттер коснулся ее локтя, и руку Флоренс пронзила невыносимая боль. Девушка содрогнулась. — Мерлин, где же ты так?.. Немедленно беги к мадам Помфри!
Гарри смотрел на нее строго, а Флоренс только крепче уткнулась ему носом в плечо. Она не хотела его покидать. Она не могла. Молодой человек болезненно нахмурился и тяжело вздохнул, осторожно ее обнимая. Он тоже не мог ее отпустить. Но риск был слишком высок.
— Пожалуйста, уходи.
Она посмотрела на него с такой тоской, что Гарри невольно побледнел.
— Ты меня гонишь? — тихо уточнила Флоренс, не отводя взгляда от лица юноши. Тот нервно хихикнул.
— Ты же все прекрасно понимаешь! Я не могу подвергать тебя опасности!..
К ним тихо подошла Гермиона. Она неловко заправила лохматые волосы за уши и тяжело сглотнула, встревая в разговор.
— Флоренс, Гарри прав… Ты ранена, это может быть очень серьезно!
— Не серьезнее, чем ты, Грейнджер! — раздраженно ответила Флоренс, расправив плечи и отстранившись от Поттера. — Хорошо, я уйду. Удачи вам, — добавила она гораздо мягче.
Гарри бережно схватил ее за здоровую руку.
— Береги себя!
Она вяло улыбнулась.
— И вы. Не унывай, Уизли. Мы еще поборемся.
Рон кивнул и, видно, очень воодушевленный, с удовольствием пнул Гойла под дых.
— Всю жизнь мечтал это сделать, — пробормотал Рональд под укоризненный взгляд Гермионы.
Флоренс посмотрела на Гарри, предчувствуя что-то опасное и тяжелое. Что-то смутное, такое, что поднимает с глубин души все самое затаенное, запрятанное под вечные замки. Она тряхнула головой и, почти скрывшись за поворотом, остановилась. В нее впивались, как два стальных кинжала, глаза Драко Малфоя. Измученные, налитые кровью и несчастные. Флоренс прижалась спиной к ледяной колонне, зажмурилась и почувствовала, как виски пронзило что-то жгучее. Сострадание, наверное. Но не было тех острых чувств, которые будоражили ее души всякий раз, когда она ловила взгляды этого человека. Либо Флоренс Уайлд окончательно зачерствела, либо в ее сердце прошла незаметная революция. Она не знала. *** Малфой был опустошен. Он не воспринимал окружающий мир, хоть и ощущал на себе взгляды, пропитанные ненавистью и глубоким презрением. Ему было трудно дышать, трудно смотреть по сторонам. Ему было стыдно. Малфою стало жутко, когда в разрушенном и окропленном кровью дворе Хогвартса появилась эта вселяющая животный страх скелетоподобная фигура в дымчатом черном одеянии, эти алые змеиные глаза-щели, полыхающие сумасшедшим торжеством, эта леденящая кровь улыбка. Драко давно понял, что и Волан-де-Морт, и все его преданные соратники самые настоящие психи. Кровожадные маньяки с дикими глазами и необузданной жаждой очистить мир от «грязи». Малфой был трусом. Он содрогнулся, когда в беспросветное мутное небо, в котором зловеще каркали могильные вороны, взлетел женский крик, полный нечеловеческой надрывной боли, в котором пролетела вся жизнь. Малфой обернулся и увидел, как на руках папаши Уизли повисла Флоренс. Смертельно бледная, покрытая пылью и кровью, с перевязанной рукой и огромными глазами, влажно блестящими, полными всеобъемлющей тоски и неверия. Она смотрела только на бездыханного Поттера. Малфой понял, что теперь терять нечего. И, чувствуя себя совершенно убитым и раскромсанным на куски, двинулся в ряды Пожирателей. Мать немедленно вцепилась в него своей холодной холеной рукой, в нос ударил привычный запах ее цветочных духов, смешанный с запахами мокрой земли, страха и смерти. Он не видел и не слышал Долгопупса, высокого, ледяного голоса Волан-де-Морта и безумного хохота Беллатрисы. Он помнил тепло изящных ладоней Флоренс, ее нежный и переливающийся голос, всегда с легкой смешинкой, обволакивающую глубину глаз, искрящихся медовыми огоньками. Помнил, как пахли ее струящиеся темно-каштановые волосы, ее резкий бледный профиль, склоненный над кипами учебников, как жаркие блики свечей играли на ее узком лице, холодно-красивом и царственно спокойном. Драко досконально запомнил, как она хмурит брови, как укоризненно поджимает губы, знал, как она умеет смотреть. У него всегда перехватывало дыхание, когда он, сидя в гостиной за какой-нибудь книгой, ловил ее косой взгляд. Тогда она задумчиво и чуть-чуть лукаво закусывала нижнюю губу, на щеке появлялась острая ямочка, а глаза полыхали удивительным счастьем. Он помнил вкус поцелуя в библиотеке, когда он отрывал ее от этих задолбавших книг, в сиянии солнечного света и головокружительных запахах весны. Он имел счастье слышать ее бархатистый негромкий смех, ударяющий в голову похлеще любого алкоголя. Но он все это успешно просрал. Из-за собственной трусости, из-за своей гнили. Малфой знал, что потерял ее навсегда. Догадывался, когда Поттер спас ее. И понял несколько часов назад, когда они обнимались около Выручай-комнаты. По тому, как она смотрела на святого Поттера, он осознал, что последний луч света в его дерьмовой жизни погас. А ее пронзительный вопль в пустоту только подтвердил все это. Но дальше произошла удивительная вещь. По площади пронесся воскресший Поттер. Живой. С палочкой в руке. Кивнул ей, неверящей и ошеломленной, цепляющейся за Грейнджер. Словно сказал, что все будет хорошо. А она поверила. *** Флоренс была не в силах осознать, что все это закончилось. Наконец-то. Правда, облегчения не было. Только какая-то тоскливая опустошенность и растерянность, которые проникли в мозг и разрослись там гигантской опухолью. Девушка сидела на выходе из Большого зала, на разбомбленных руинах Хогвартса, обмытых кровью погибших, расколотых бесконечной болью людей. Флоренс задрала голову к небу, распахнутому настежь и сияющему своей невероятной чистой голубизной. Легкий ветерок, треплющий растрепанные волны темных волос, принес свежий аромат молодой листвы и чистоты водяных лилий. Голова ужасно болела, словно ее безжалостно кромсали раскаленным топором. Перед глазами стояла дрожащая пелена слез, сверкающих в бледных солнечных лучах радужными осколками. Где-то в глубине уцелевшего замка слышался оживленный гул сотен голосов, шум шагов и пустых разговоров. А так хотелось просто помолчать. Вслушаться в эту поразительную, звенящую своей хрустальной пронзительностью тишину. Ощутить эти краткие мгновения спокойствия. Флоренс, прислонившись виском к прохладному камню, смотрела на окутанный дымкой Запретный лес и чувствовала, что не может вообще ни о чем думать. Ни о прошлом, ни о настоящем, ни, тем более, о будущем. Вот между обрушившейся башней и разбитой вдребезги теплицей упрямо пробивается куст шиповника, с кремовых цветков которого слетали дрожащие водяные искры росы. Вот слышен шелест прозрачно-зеленой листвы вековых деревьев. А вот мост, почти разрушенный. И на нем три фигуры, спешно убегающие вдаль. Три блондинистых макушки. Флоренс мрачно хмыкнула. Один из троих, самый высокий, обернулся. Она не видела его глаз и выражения лица, но совершенно точно знала, что сухая линия губ искривлена, а непроницаемые серые глаза полны отчаяния, которое источал весь силуэт Драко Малфоя. Флоренс устало и как-то насмешливо откинула голову назад, холодно сверкнув безразличными глазами. Ей было глубоко плевать. Она давно разочаровалась в Малфое. Но все же что-то екает, когда он вот так стоит и просто беспомощно смотрит. Жалость. Сожаление об утекающем прошлом. Флоренс знала, что Драко станет медленно тающей тенью из прошлого. Потому что они просто сломались. И стали настоящими психами. Поломанные психи. Нарцисса Малфой дернула сына за рукав и тоже посмотрела на Флоренс. Едва заметно, виновато кивнула в ответ на кривую ухмылку. Ее сын рвано вздохнул и, зажмурившись, рванул вперед. Люциус Малфой поволок жену за локоть следом, и через несколько секунд все трое трансгрессировали. Флоренс раздула ноздри, прикрыв воспаленные глаза. все же было больно. Пронзительно больно. Почувствовала, как рядом кто-то бесшумно опустился, тихо дыша. Это был Гарри, она была уверена. Она открыла глаза и осторожно обвила руками его локоть, прижимаясь щекой к теплому плечу. Так просто, легко и надежно. Действительно, как за каменной стеной. Гарри опустил голову, утыкаясь носом в ее волосы и ощущая ту самую тихую радость, которой ему не хватало почти год. Он чувствовал готовность дать ей все, что в его силах, и больше: уютный дом, заботу, поддержку, бесконечную преданность и теплую любовь. Все, чего у нее не было всю ее жизнь. Когда Флоренс так доверчиво обнимала его, то Гарри Поттер готов свернуть горы.