«На предподготовительных курсах в Бюжо было достаточно много уроженцев Орании, – вспоминает Парьент. – Также была группа из Константины. Но оригинальность их определялась отчасти тем, что это был смешанный класс, тогда как другие учебные заведения были еще раздельными – для девочек и мальчиков. Как правило, ученики приходили туда, чтобы подготовиться к поступлению в высшее учебное заведение, а потом продолжали обучение на филологическом факультете Алжира. Немного было тех, кто, как мы, нацеливался на поступление в Высшую нормальную школу. Присутствие девочек несколько меняло атмосферу в классе: отношения между нами были повежливее, чем в прежних наших классах, и нам очень завидовали ученики из других классов лицея. Но в целом это не имело какого-то большого значения. Хотя Деррида легко общался с девочками, я не помню, чтобы в этом классе у него была какая-то подружка»[82].
Хотя Жан-Клод Парьент был прекрасным учеником, он поступил на второй год предподготовительных курсов. Дело в том, что, хотя Бюжо предлагает полный цикл подготовительного обучения по точным наукам, в это время в Алжире еще нет собственно «подготовительных курсов» для поступления в «большие школы». Парьент собирается подать документы в Высшую нормальную школу в конце года прямо из Алжира. Этот план не представляется таким уж абсурдным, поскольку обучение в этом классе достаточно качественное. Поль Матье, преподаватель литературы, которого Деррида слышал по радио, – гуманист старой закалки. Выпускник Высшей нормальной школы, он по-прежнему боготворит это заведение на улице Ульм и призывает своих лучших учеников сделать все, чтобы туда «проникнуть». Но его уроки, построенные на литературной истории в стиле Лансона, остаются слишком классическими, чтобы воодушевить Деррида. Ему же Жаки обязан и серьезными уроками по латыни, которая дается ему непросто. По истории занятия ведет Люсьен Бессьер. На него сильное влияние оказала война, с которой он вернулся с несколькими наградами. Он дает много точных сведений, но уроки его, по мнению большинства учеников, слишком затянуты.
Преподаватель философии Ян Чарнецкий – прогрессивный протестант, который впоследствии будет одним из отважных подписантов «Манифеста 121». Ученик Ле Сенна и Набера, придерживающийся традиции французского идеализма и спиритуализма, он, однако, интересуется и вопросами эпистемологии, и другими философскими течениями. Его уроки очень рационалистичны, даже суховаты, но он скорее нравится Деррида, интересы которого в науке начинают уточняться. «У меня был замечательный преподаватель на предподготовительных курсах, – скажет он в интервью Доминику Жанико. – Он читал нам курс по истории философии, очень объемный и точный, в котором осветил весь материал – от досократиков до современности». Среди документов, сохранившихся в Специальной коллекции университета Ирвайна, есть многочисленные конспекты и другие записи, связанные с этим курсом.
Именно от Яна Чарнецкого Деррида впервые услышал о Мартине Хайдеггере. Он спешит достать единственное доступное в те времена французское издание Хайдеггера «Что такое метафизика?», представляющее собой подборку текстов, переведенных Анри Корбеном. «Вопрос тревоги, опыта ничто, предшествующего отрицанию, очень подходил моему личному настроению, намного больше холодной гуссерлевской дисциплины, к которой я пришел лишь много позже. Что-то во мне было созвучно этому настроению, которое ощущалось в эту эпоху, сразу после войны»[83]. Благодаря Чарнецкому Деррида начинает также читать Кьеркегора, одного из тех философов, которые будут притягивать его сильнее других и верность которым он сохранит на всю жизнь.
И все же главным автором в этом году является Сартр, находившийся тогда на вершине своей славы. Жаки начал читать его в последнем классе средней школы, но только на предподготовительных курсах он по-настоящему погружается в его работы. Готовя большой доклад на тему «Сартр, психология и феноменология», он прочтет «Бытие и ничто» в библиотеке столицы Алжира, также он интересуется и такими его более ранними работами, как «Воображение», «Воображаемое» и «Очерк теории эмоций». В докладе Деррида подчеркивает влияние Гуссерля на Сартра, хотя пока он еще близко не знаком с работами великого немецкого феноменолога.
Параллельно с «Бытием и ничто» он читает «Тошноту» в состоянии «какого-то экстатического ослепления», «сидя на скамейке в сквере Лаферьер, поднимая порой глаза к корням, цветущим кустам и пышной растительности, словно бы для того, чтобы убедиться в их избыточном существовании, и испытывая при этом сильнейшее чувство „литературного“ отождествления»[84]. Многие годы спустя он будет по-прежнему восхищаться этой «литературой, основанной на философской „эмоции“». Страсть к Сартру распространяется и на работу «За закрытыми дверями», постановку которой он посетит, а также на журнал Les Temps modernes и первые тома «Ситуаций».
82
Интервью с Жаном-Клодом Парьентом. Это единственный одноклассник Деррида с предподготовительных курсов, которого я смог найти. Я очень благодарен ему за описание этого года.
83
Entretien avec Jacques Derrida // Janicaud D. Heidegger en France. Vol. 3. Entre tiens. P.: Hachette-Littératures, coll. «Pluriel», 3005. P. 89–90.