Естественно, для реализации этого проекта я попытался как можно более внимательно прочитать (или перечитать) работы, объем и разнообразие которых хорошо известны: 24 опубликованные книги и бесчисленные тексты и интервью, не собранные в отдельные издания. Я, насколько сумел, изучил и дополнительную литературу. Но прежде всего я опирался на значительные архивы, оставленные Деррида, а также на встречи со свидетелями, которых было около ста человек.
Для автора «Бумаго-машины» архив был подлинной страстью и темой постоянных размышлений. Но также это была вполне конкретная реалия. В одном из своих последних публичных выступлений Деррида заявил: «Я никогда ничего не терял и не уничтожал. Даже самые мелкие записки… которые Бурдье или Балибар оставляли на моей двери… у меня осталось все. Самые важные и на первый взгляд самые малозначительные вещи»[8]. Деррида хотел, чтобы эти документы были доступны для исследований, поясняя это желание так:
Большой фантазм… состоит в том, что все эти бумаги, книги, тексты или дискеты уже меня пережили. Это уже свидетели. Я все время думаю об этом, о том, кто придет после моей смерти, кто, к примеру, придет взглянуть на эту книгу, которую я читал в 1953 году, и спросит: «Почему он отметил галочкой это, почему поставил там стрелку?». Меня одолевает эта переживающая меня структура каждого из этих клочков бумаги, этих следов[9].
Основная часть личных архивов собрана в двух фондах, которые я методически изучил, – в Специальной коллекции Библиотеки Лангсона в Ирвайне (Калифорния) и в Фонде Деррида в IMEC (Мемориальном институте современных изданий) в аббатстве Арденн возле Кана. Постепенно привыкнув к почерку, неразборчивость которого была известна всем близким, я, возможно, стал первым, кому довелось осознать невероятный объем документов, собранных Жаком Деррида за всю его жизнь, – школьных работ, личных записных книжек, рукописей книг, неизданных лекций и семинаров, распечаток интервью и круглых столов, статей из прессы и, конечно, переписки.
Хотя Жак Деррида тщательно сохранял самое незначительное из полученных посланий и сожалел за несколько месяцев до смерти о том единственном эпизоде, когда он уничтожил какую-то переписку[10], он лишь изредка писал черновики или делал копии собственных писем. Поэтому потребовались значительные изыскания, чтобы изучить письма, имеющие особое значение, например переписку с Луи Альтюссером, Полем Рикером, Морисом Бланшо, Мишелем Фуко, Эммануэлем Левинасом, Габриэлем Бунуром, Филиппом Соллерсом, Полем де Маном, Роже Лапортом, Жаном-Люком Нанси, Филиппом Лаку-Лабартом и Сарой Кофман. Еще более ценны некоторые письма, посланные таким друзьям молодости, как Мишель Монори и Люсьен Бьянко в годы ученичества. Другие так и не удалось найти, или они были потеряны, так же как и многочисленные письма, отправленные Деррида своим родителям.
Немаловажная подробность состоит в том, что я занимался биографией философа непосредственно после его смерти, когда мы только вступили в период, как сказал Бернар Стиглер, «возвращения (revenir) Жака Деррида». Биография, работа над которой началась в 2007 году, была опубликована в 2010 году, когда Деррида исполнилось бы 80 лет. Поэтому было бы нелепо пользоваться лишь письменными материалами, когда еще можно было пообщаться с близкими ему людьми.
8
Dialogue entre Jacques Derrida, Philippe Lacoue-Labarthe et Jean-Luc Nancy // Rue Descartes. R: PUF, 2006. n° 52. P. 96.
9
Derrida J. Entre le corps écrivant et l’écriture… (entretien avec Daniel Ferrer) // Genesis. 2001. n° 17.
10
«Я однажды уничтожил переписку. С ужасающим остервенением – я ее кромсал, но она не поддавалась, жег – никакого толка… Я уничтожил корреспонденцию, которую не должен был уничтожать, и об этом я буду жалеть всю жизнь» (Rue Descartes. n° 52. P 96). Некоторые признаки позволяют датировать это уничтожение писем концом 1960-х или началом 1970-х гг.