Выбрать главу

Но Юлдуз не интересовали ни фазаны, ни охота. И она больше не поминала в разговорах Дагбид.

Зато это слово вызвало немалый переполох в домике Ибрагима-сандуксоза в махалле Кызыл-Курган.

Весьма почтенный, весьма спокойный домулла Шукури весь встрепенулся, взволновался, когда во время очередного урока арабской каллиграфии Миша помянул о предстоящей охоте в тугаях близ Дагбида, кишлака, расположенного по ту сторону Зарафшанского протока Акдарьи.

— Что же вы там хотите делать, мой уважаемый шогирд? Не собираетесь ли на дагбидский базар? А у кого из почтенных обитателей сего почтенного кишлака — селения просить гостеприимства? А слово «Дагбид» пишется через «ха» с точкой.

И он поспешил начертать своим изумительно тонким и изящным почерком арабским шрифтом название селения, столь взволновавшее его.

А когда Миша рассказал о тете Юлдуз и ее путешествии, Шукури прервал занятия, выпроводил своих учеников, а сам поспешил куда-то.

VI

Охота на диких зверей — дело бесполезное, и, помимо опасности для жизни, ничего не получается.

Кабус

Сегодня, спустя долгие годы, наконец благословен мой дом. Ибо пыль с твоих ног запорошила мой двор.

Викарма

Все несчастья того дня — все беды и неприятности, свалившиеся на головы злосчастных охотников — Миши, Баба-Калана и их приятеля Арташеса, усугубила внезапно свалившаяся на остров Мианкаль тьма. Без сумерек, без малейшей подготовки наступила ночь. У «охотников» не оказалось даже спичек. Развести костер они не сумели.

Липли к лицу комары. Зверски жалили. Стонал Арташес. Баба-Калан шуршал ветками, увязывая носилки, и разражался вполголоса проклятьями, напарываясь на колючки. Ничего и никого не видя, Миша пилил ножом неподдающееся твердое, словно железо, деревце, бормоча чуть не со слезами: «Я говорил! Говорил!»

Положение создалось отчаянное. Нести на руках взрослого упитанного человека, а приятель мальчишек Арташес в свои семнадцать весил пуда три с половиной, было нелегко. Баба-Калан умудрился свихнуть ногу и нет-нет принимался с воплем «Йо худо!» растирать себе лодыжку.

— Надо поскорей! Без крови останется!

Перед глазами стояла ужасная рана, кровавые рваные ее края, белая кость… От этого мутило, делалось дурно.

«Возьми себя в руки. Надо привыкать. Мало ли что с путешественниками случается. Скорее сделать носилки. Отнести. Потеря крови, а мы толком и перевязать не умеем».

Ох уж эти комары! Забираются в глаза, в нос, в рот. А тут еще липкий какой-то туман. И все небо затянуто. Ни звездочки. Со всех сторон стеной надвинулся тугай, колючий, весь в железных шипах. Куда идти? Как нести раненого? Вон даже повязка из разорванной на полосы рубашки мокра от крови.

— Человек погибает, — стонет Арташес. — Дурачье… Скорее доктора. Приподымите меня. Я сам пойду… А винчестер нашли? Дорогой ведь… новенький.

«Ох уж этот друг Арташес. Отчаянный малый. Понадобилось ему лезть в кусты. Шли же по дороге в Дагбид. И вздумал Арташес охотиться на кабана… А ведь у них охота же только предлог».

Поэтому и отправились в поход в Дагбид с ружьями, с патронташами и ягдташами совсем как взрослые охотники. А все лишь маскировка.

Все участники «похода» были строго предупреждены — идти после переправы через проток Акдарьи спокойно, без шума. Ни в коем случае не стрелять, не привлекать ничьего внимания.

И надо же проявиться воинственным охотничьим инстинктам Арташеса. Со своим новеньким английским винчестером-подарком отца штабс-капитана — Арташес красовался впереди в живописном кавказском одеянии с газырями, в лохматой чеченской папахе на голове — ну, настоящий Хаджи Мурат! В мальчишечьем охотничьем азарте он считал ниже своего достоинства мирно шагать по дороге, а предпочитал шнырять по боковым звериным тропкам и тыкать дулом своего великолепного винчестера в густые кусты чангала, вспугивая фазанов, зайцев и прочую дичь, забыв о предупреждении взрослых: «В тугаях небезопасно, особенно бойтесь дразнить кабанов. Здоровенные клыки у секачей».

Но Арташес был бесстрашен, и ему особенно хотелось подразнить такого зверюгу. Послушать Арташеса — он настоящий истребитель кабанов, и он тянул приятелей в глухие дебри пострелять, несмотря на категорический запрет. Рыская среди колючих кустов, он задержал всю «экспедицию», и вдруг оказалось, что солнце огромным багровым шаром, зловещим и угрожающим, катится по мохнатым верхушкам камыша. Внезапно наступил вечер.