На две ночи нас поселили в старинной медресе, в ту пору приспособленной под музей, и мы спали в полуоткрытом отсеке, отгороженном от внешнего мира красивой решеткой, представляя себе картины, которые разворачивались здесь в эпоху Кокандского ханства. Особенно странно было трахаться под утро почти на открытом воздухе, слушая звуки и вдыхая запахи просыпающегося азиатского города.
Но самое главное, нас кормили. Тургун приезжал и вез нас на обед, плавно перетекающий в ужин. Когда и что он преподавал в своем пединституте, одному Аллаху известно. Он властвовал над этим городом, и этот город лежал у его ног. К концу недели нам трудно было ступить и шаг, чтоб нас не зазывали перекусить, попить чаю, поговорить о Коране. Каждый кокандец старше тридцати нас узнавал, и мы пользовались невероятной популярностью. При этом на Ксюшу изо всех сил мужики старались не глядеть плотоядно, получалось у них плохо, но мы высоко ценили их усилия.
Через неделю стало ясно, что нужно валить, или конец всему. Ташкент – дом родной, еще пару месяцев мы там провели. У Тимура случился роман с Ксюшей, у меня – с Диной. Сеня грустил и страдал, но не подавал виду. Мы бесконечно курили траву, слушали музыку, плавно перетекали с одного флетарика на другой. Теперь больше жили у Тимура, познакомились даже с его отцом, он возил нас на Иссык-Куль на двух служебных тачках, было круто. Потом все-таки скатали в Долину, а оттуда уже, простившись с друзьями, рванули на север. В Магниторске нас ждал Даня Димент, мой днепропетровский товарищ, прекрасный художник, работавший в тамошнем кукольном театре. Лучшем в Европе, между прочим, к началу восьмидесятых годов.
В Магнитогорске я устроился рабочим сцены, а Ксюша стала писать какие-то репризы для взрослых спектаклей. Главный режиссер этого театра считал себя учеником Вахтангова и хотел скрестить «Принцессу Турандот» с искусством кукольника. Получалась прикольно. В конце концов, Ксюша осталась при режиссере, а я вернулся в Москву.
– А дальше-то что, дальше? – прикололся Игорь, который, разумеется, слышал эту байку в тысяча первый раз.
– Что дальше? – ответил Толик. – Я несколько раз еще в Азию съездил, даже у бая одного потолок белил как-то между Самаркандом и Бухарой, а потом взял, да и переехал из Москвы во Владимир. Родители мне комнату выделили, а я ее поменял на владимирскую квартиру. И не жалею. Теперь все больше на юго-запад катаюсь, в Северную Африку. Вот в этот сезон дождей думаю в другую пустыню отправиться, в Сахару. Азавад, Тимбукту, Таманрассет, туареги. В общем, в Мали, Мавританию и Сенегал. Правда, там тоже война идет. Так что это не проще, чем в Афганистан, но везде можно путешествовать…
…Толикова история удивительным образом срифмовалась у меня с героической историей Семевского. Вот одна эпоха, вот другая, между ними, казалось бы, никакой связи. Совсем иные герои, совсем иные поступки, иная логика. И мне еще острей захотелось, чтоб у меня была моя собственная азиатская эпопея, чтоб она оказалась не похожа ни на какую другую. Итак, пусть это будет маршрут вокруг Каспийского моря, но с большим крюком на Восток. Хорошо было бы заехать в Туркмению. Если нет, что ж делать, придется двигать через Афганистан.
Так думал я ранней весной в Москве. Маршрут оказался совсем другим, и вообще, все вышло иначе, чем я мог предполагать. И вот май, сижу здесь, в Тегеране. Мой путь наполовину пройден, и я побывал в Персии, куда, по понятным причинам, не могли заехать ни Семевский, ни мой новый владимирский товарищ тогда, в прошлом веке, в прошлом эоне.
V. Хитроумный Саид убеждает меня стать ученым
С туркменской визой все вышло точно так, как обещала Аржанцева. Выяснилось, что обычную они вообще не дают, только по специальному приглашению, или пожалуйста, извольте на могилку к родственникам. Приглашающих местное КГБ проверяет так, как Сталину и не снилось. Родственников в Туркмении у меня сроду не было. Так что тут никаких шансов. Единственно, на что я мог рассчитывать, это на транзитную визу.
История с транзиткой больше всего походила на старый советский анекдот про дефицит в олимпиаду 80-го года. Поначалу они просили иранскую визу. Иранцы дали ее безо всякого напряжения с ними вообще скоро безвизовый режим введут. Принес ее туркменам, туркмены удивились, но виду не подали. Стали требовать справки, одну за другой. Я доставал их с упорством, достойным лучшего применения. И, наконец, когда никаких справок придумать больше было невозможно, попросту отказали. Для выяснения причин надо было ждать письменного ответа из МИДа месяца три, не больше.