Мы знали, что здесь надо просто соблюдать правила. Скрупулезно, все до единого, в любых обстоятельствах. Но все-таки не выдержали. И вот что интересно. Повсюду – в Казахстане, в Узбекистане, в Азербайджане, в Иране – водители на трассе относились к нам с пониманием и радушием, были готовы уступить дорогу, если надо, помочь, объяснить, проводить. Повсюду, но не в Дагестане.
Это случилось часа за полтора до границы Астраханской области.
Мы идем со скоростью 60 км в час, ровно, как требуют знаки. Впереди, с включенной аварийкой – «десятка» с тонированными стеклами. Скорость – ну, максимум тридцать. Сплошная полоса. Я показываю водителю: возьми, пожалуйста, чуть правей, чтоб мы могли обойти тебя по своей полосе. Но нет, он нарочно берет влево и идет аккурат по разделительной линии. Что делать? – мы обходим чудака по «встречке» и попадаем прямо в руки полиции.
Они рады, как дети: «Все, отбор прав», и показывают нам кино, как мы обгоняли ту злополучную машину.
Я им говорю:
– А вы зафиксировали скорость этой машины?
– Какая разница, – отвечают. – Обгон по «встречке», и все дела.
Мы стали им рассказывать про наше путешествие, про шесть пустынь, пять границ, долгожданное возвращение на родину – никакого эффекта. Даже пугали, что могут нас задержать тут на сутки.
В конце концов, один бросил:
– Мы будем разговаривать только с уважаемым человеком.
Это со мной, значит. Потому что я старший.
И тут меня осенило. Я решил использовать наш главный и единственный козырь – положение гостя.
– Как же так, – говорю. – Мы к вам в гости приехали, а вы нам устраиваете спектакль? Мы что – преступники?
Этот довод как-то подействовал. Мужики сменили гнев на милость и выписали нам штраф за не пристегнутый ремень.
Отъехав километров десять, мы долго искали ремни на наших мотоциклах, но так и не нашли…
VIII. И снова Астрахань
Мы въехали в Астрахань. Последний километр до гостиницы, последняя сигара из дорожного хьюмидора. И для «Иваныча» это тоже последнее дальнее путешествие. Он настрадался, бедняга, за эти 11 тысяч километров – падал, ломался, ездил на черт знает каком бензине по черт знает каким дорогам.
Удивительно, но Азия далась ему тяжелей, чем кругосветка. Теперь он отправится в мастерскую к доброму доктору, а потом станет заслуженным городским мотоциклом. Буду выезжать на нем время от времени, вспоминая пустыни и степи, перевалы и вершины, переправы и туманы, города и дороги, солнце и ветер. Время, которое я провел в его седле…
…Мой любимый мотоцикл! Там, где бывали мы с тобой, мало кто бывал на этой земле. Ты прошел по таким дорогам, которые казались совершенно немыслимыми для спортстера, – от боливийских перевалов до казахской пустыни.
Теперь я точно знаю, что чувствовал всадник, когда расставался со своим старым конем. В какой-то миг это может быть острей влюбленности в женщину, в какой-то час – нежнее любви к сыну. Но мы не кочевники, мы европейцы. И «Иваныч» не конь, а старый добрый «Харлей». И это хорошо. Ему ничего не угрожает, ни болезни, ни старость. Он будет стоять в гараже и напоминать мне о пройденных дорогах. Добрый, проверенный друг…
…В гостинице, перед сном, я вспомнил Семевского. Представил себе, как тогда, восемьдесят лет назад, он возвращался из своего путешествия по пустыням.
Как от нас далек этот деловой тон энтузиаста, почти «марш в прозе»:
«Сотни и тысячи лет проходили по пустыням кочевые племена номадов, не умея использовать природу, рабски склоняясь перед ней. Теперь эти пространства пересекли большевики на машинах нашего советского производства, пересекли в самое тяжелое по климатическим условиям время года, когда температура достигала на солнце 60 градусов жары, когда песок накалялся до 65 градусов. Машины, обутые сверхбаллонами, не нашли в самой страшной пустыне Каракумов таких песков, которые были бы для них непреодолимы. Этим проблема транспорта в пустыне была разрешена. Объединение в автопробеге, комплексное разрешение транспортно-дорожных, экономических, технических и научно-исследовательских задач сыграло роль в открытии новой эры в жизни пустыни, эру покорения ее человеком, строителем социализма».
Они несли «равенство и свободу на крыльях революции», мечтали покорить природу и обуздать историю, но все случилось иначе. Седая Азия стерла «красную религию», как случайный и неудачный рисунок на песке. Осталось только воспоминание, образ, – среди сотен и тысяч других воспоминаний и образов.