Однако Бадахшан – на этот раз – был бы слишком большим крюком. Планируя поездку, я сразу решил не заезжать в Душанбе, все-таки путешествие первоначально задумывалось вокруг Каспийского моря, а Памир со всеми его чудесами находится далеко от Каспия.
– Что ж, – сказал Саид, – значит, съездим вместе.
Девочки принесли нам кофе и кальян, и мы раскурили его с молоком. Когда приходил Саид, курение было обязательным ритуалом. С ним я моментально переносился в атмосферу Стамбула, Багдада или тех же Тегерана и Тебриза, откуда только что вернулся. Мы и познакомились в свое время за кальяном, когда я устраивал дегустацию своих табаков…
…Саид сделал первый глоток терпкого и густого дыма – мы курили что-то из того, что я привез из Персии, – и стал рыться в зеленом рюкзаке с тремя кольцами, прямо как на знамени Тамерлана.
– Смотри, – сказал он, – что я тебе нашел, – и протянул мне какую-то очень старую одежду из плотной, сшитой из кусков когда-то, вероятно, голубой ткани.
– Что это? – спросил я.
– Это ал-хирка Шамсуддина Фахури, знаменитого суфия, поэта и гончара, проповедовавшего на Самаркандском базаре. Его очень любил Хромой. Мне передали это для тебя, – Саид знал, что я не равнодушен к Тимуру.
Что тут сказать, я был просто в шоке.
– Откуда ты вообще знаешь о нем? Он же совсем таинственный персонаж, мне о нем только этой ночью говорил… – и тут я осекся: не пересказывать же сон, это выглядело бы как-то нелепо, два взрослых мужика о снах разговаривают.
– На Памире его хорошо знают, – перехватил мою мысль Саид. – Он больше известен в Афганистане и в Индии, чем в Бухаре и Самарканде. У него было учение о всеобщем единстве. Для Азии оно чужое, для Индии – свое. Мы, исмаилиты, ближе к Индии. Ага-хан, кстати, тоже поэт. Я когда-то перевел с фарси один рубаи Шамсуддина. Хочешь, прочту? Говорят, его постоянно повторял знаменитый астроном Улугбек, внук Тимура.
«Что хочешь, делай – все едино,
Но если ты не пьешь вина,
Душа – песок, а тело – глина…
Оставлена, обречена
наложница без господина».
– Сам знаешь, что в суфийской традиции символизирует вино. А наложница – это душа, которая томится в одиночестве, – пояснил Саид.
…Я взял ал-хирку в руки. Тяжелый, очень теплый халат. Суфии шили одежду себе сами, она имела для них мистический смысл. Каждая деталь – знак. Ворот обозначал терпение, рукава – страх и надежду, внутренние швы – покой и умиротворенность. Возможно, Фахури крутил в этом халате свои кувшины или разговаривал с Тамерланом. Но что за чушь? Я тут же отогнал от себя эту мысль. Этой ткани не может быть больше ста лет, она нигде не расползалась, халат можно было хоть сейчас набросить себе на плечи.
– Наверное, все-таки подделка, – осторожно спросил я Саида, ни в коем случае не желая его обидеть, – вряд ли это такая древняя вещь, ты как думаешь?
– Что я? – ответил Саид. – Какой из меня специалист по древностям? Я сам гуляю туда-сюда по миру, встречаюсь с разными людьми. Сказали мне тебе передать, я и передал. Что, забрать?
– Ну, нет, что ты. Интересно просто. Я не верю.
– Да и я тоже не верю. Зачем нам верить? – при этих словах Саид улыбнулся как-то особенно лукаво – лукавство всегда было ему свойственно, но тут…– Знаешь, сколько на Востоке подделок с этими дервишскими реликвиями. Одних только четок Руми несколько тысяч. И если что гарантированно существует в единственном экземпляре, то это золотая маска Муканны. К тому же ее мало кто видел, с тех пор, как Муканна ушел в Тартар, в страну Исполинов, больше тысячи лет тому назад.
– Почему она только одна? – заинтересовался я. – Ее что, нельзя подделать? И, к тому же, если ее никто не видел, кто знает, может, ее и нет?
– Я знаю? – опять улыбнулся Саид. – А подделать нельзя, во-первых, потому, что никому неизвестно, что было у Муканны под маской, а во-вторых, если она не действует, то это не маска Муканны….
Тут я вконец запутался. Тартар у меня ассоциировался только с греческой мифологией. Имя Муканны я вообще слышал первый раз. Саид смотрел на меня с неподдельным интересом.
– Ай-яй-яй, – произнес он с несвойственной ему специальной «восточной» интонацией. – У вас на Западе многие знают про Муканну, иные даже слишком подробно. Считают, например, что Пророк под Покрывалом болел проказой. Это арабские домыслы, не верь этому.
Я и не верил, хотя смутно начал что-то припоминать. Какие-то приключенческие романы я читал в юности или кино смотрел, но почти забыл. Саид же принял классическую позу сказочника – вытянул свои длинные ноги, почти прилег в кресле и склонил голову набок.