Сам Шерлок Холмс пасовал перед женской загадочностью и признавался в досадной ошибке: заподозрил даму на основании явного беспокойства при виде сыщиков, а оказалось, она просто не успела попудрить носик. Однажды (XIX век) во французской женской тюрьме провели эксперимент: ввели форму трех моделей, в зависимости от репутации; в короткое время все заключенные заслужили право носить платье самого изящного покроя, проявив образцовое поведение [118]. Женщина следит за собой при всех обстоятельствах, даже на войне в окопах, даже переживая тяжелую утрату: ночь напролет рыдает об умершем муже, но затем густо смазывает лицо питательным кремом, а на похороны является во всеоружии тщательного макияжа.
И никто никогда не достигает полного покоя и удовлетворения, поскольку безукоризненного идеала достичь не удается. К тому же эталон красоты в разные эпохи круто менялся. Когда-то ценили дородность, пышность форм, выражение плодовитости; сегодня царит олицетворяющий успешность культ подтянутости, стройности, ради которой иные готовы питаться исключительно обезжиренным творогом и листиками салата [119]. Предпочтение сухощавости отражает, конечно, спад уважения общества к материнству, а вслед за тем стремление женщин затушевать тело и выглядеть свободной, гибкой, волевой, хозяйкой собственной судьбы.
Одежду называют формой, которую дух придает телу во вкусе времени; форма эта капризна и причудлива: скажем, древние египтянки, от царевен до крестьянок, одевались в узкие льняные платья, украшенные бусинами; в Византии носили туники и накидки из сукна, льна или шелка; в VII веке вошел в моду заимствованный у агарян skaramangion, нечто вроде камзола с воротником; богатые модницы щеголяли в нарядах из очень тонких тканей, хотя Церковь не одобряла их прозрачность. Одежда стоила так дорого, что передавалась по наследству.
Средневековая аскетическая скромность сменилась обнаженностью Ренессанса; в XVII веке костюм приобрел чудовищные излишества: длиннющие шлейфы, на голове невообразимые башни из волос (под париками водились насекомые), кринолины, декольте; появился высокий каблук. Буржуазная эпоха принесла некоторое упрощение, демократизацию одежды: отказались от подобного панцирю корсета из рыбьей кости, от нижних юбок и кринолинов [120].
Российская мода, вполне согласная с европейской, в XVIII веке диктовала огромные фижмы, корсеты, парики; после войны 1812 года тяжелые платья сменились на французский манер легкими туниками в античном стиле, с большим декольте, без рукавов; на балах демонстрировались пышные прически, диадемы, дорогие кашемировые шали; к 30- 40-м годам появились невероятно пышные рукава, кружева, мантильи, шляпы и бархатные береты с перьями.
А взять ХХ век: полногрудых кустодиевских купчих 1910-х годов сместили мужеподобные комиссарши в скрипящей коже и красных косынках; в 40-е преобладали блондинки в широкоплечих пиджаках, а в 60-е худосочные бабетты в мини-юбках и длинных свитерах, с прическами, в СССР именуемыми «вшивый домик». В 70-е гонялись за кримпленом, а в конце 80-х синтетика валялась на помойках: стали предпочитать «cotton 100%».
Прошли советские времена, когда приличную одежду доставали в комиссионках или у спекулянтов; сейчас можно купить почти всё, но пока мало кто умеет нарядиться красиво, к месту, оригинально, с сохранением неповторимой индивидуальности. Если автор XIX века считал власть моды повальным безумием, что бы сказал он сейчас о браслетах на щиколотке, татуировках и пирсинге! Глупые девчонки мгновенно реагируют на писк моды, и бегают зимой без шапки, в коротких обтягивающих курточках, тоненьких брючках, с голой спиной, в нашем-то климате!
Вкус и культуру шиком не заменишь; если дама весьма средних лет в супермодном нежно-сиреневом платье от кутюр,щелкнув жвачкой, бросает спутнику: «ну ты меня реально достал, блин», а затем опрокидывает полфужера водки – она выбросила деньги на ветер. Внешность бывает обманчива, но негативные черты характера и поведения на ней непременно отражаются.
[118] Елец Ю.А. Повальное безумие. Новосибирск, 2006, с. 37.