Другая, тоже мирская монахиня, создает целое учение о «безжизненности» и отсталости «традиционного» монашества, о целесообразности приспособить его к нуждам современности, к жертвенному служению в школах, больницах, тюрьмах. Доброе дело, но зачем же постриг принимать? Давать обеты, не содержащие ни словечка о долге перед страждущим человечеством, но, наоборот, обязывающие к отречению от мира, пребыванию в монастыре до последнего издыхания, целомудрию, послушанию даже до смерти и «вольной в общем житии сущей нищете»?Может быть, монашество привлекает таковых как видимый знак христианского совершенства: живущие в миру, в отличие от монастырских, апостольник под серый платок не прячут: зачем скрывать от толпы от толпы свою отстраненность, принадлежность к ордену избранных.
Конечно, в активной благотворительно-миссионерской деятельности все добродетели сияют и вознаграждаются: и люди хвалят, и журналы пишут, и автомобили дарят, как превознесенной миром матери Терезе. Какое может быть сравнение с монастырем, где тебя именно за образование сошлют на коровник, а в ответ на стоны и недоумения скажут: «терписмиряйсявсехлюби»; какая же выгода для «гармонии» день за днем и год за годом взращивать сокровенного сердца человека, и, хотя он еле жив, заставлять его молиться, то есть кровь проливать, и никогда, никогда не знать успеха, проваливаться на каждом экзамене и, малодушничая, отступать, и всё опять начинать сначала!
«Я утешился, увидевши из письма вашего, что вы уже не так умны, как были прежде», – целительная ирония святителя Игнатия много открывает о той, кому адресована, и не только о ней. Умничанье обыкновенно предполагает, что мы яростно отстаиваем свою гармонию, собственные взгляды и привычки, даже если они вступают в очевидное противоречие с христианством; в наше время, когда для женщин не только светское образование почти обязательно, но открыто и богословское, им очень даже есть что предъявить, если не согласны.
Нам, таким ученым, таким оригинальным и ярким, совсем не подходит православная доктрина смирения, которое, при отсутствии опыта, отождествляется с трусливым соглашательством и рабством, и, ополчаясь на нее, мы толкуем о божественной свободе, о непозволительности замораживания живой души уставами и об уникальности собственного пути в подчинении непосредственно Христу.Вся беда от слишком широких кругозоров, заметил святитель Феофан Затворник.
Что окажется в нас несогласное с заповедями Божиими и правилами святоотеческими, в том должно приносить покаяние и смиряться пред Богом и людьми, а не придумывать новые правила в свое оправдание. Так говорил великий старец преподобный Амвросий Оптинский.
В сетях искания совершенства
Много в жизни я встретила зла,
Много чувств я истратила даром,
Много жертв невпопад принесла.
«Женщины с их большим сердцем имеют большую ревность к духовному: они много не раздумывают, верят и идут дальше. Что же делает диавол? В то время как они, имея такое сердце, могли бы много преуспеть, диавол в конце концов похищает его у них». Эту горькую правду схимонах Паисий подкрепляет ярким примером: «Как-то одна женщина прислала мне одеяло. Оно было всё изукрашено. Она там сделала вышивочку, вышивочку, а потом еще нашила кружева, кружева, кружева. Бедненькая! Сколько радости она испытала, когда делала все эти вышивки и кружева, тогда как я радовался,когда обрезал ножницами все эти украшения и выбросил. Эта женщина не чувствовала радости о Христе, но находила ее в вышивке». Вот: до Бога, как говорится, далеко, а вышивка – оно и благочестиво, для батюшки же ладила одеяльце, и приятно, поскольку приобщает к творчеству, а главное, доступно и понятно.
Приезжие дамы прикладываются к чудотворной иконе, привычно, не проявляя никаких эмоций, но услышав, что риза украшена драгоценными камнями, надолго впиваются в нее оценивающим взором.
Почему бы это: у мощей преподобной Матроны в Покровском монастыре всегда клубятся толпы людей, они молятся, распевают акафисты, восславляют и умоляют, иконы Матронушки в руках, медальоны с ее изображением на груди. А в Сретенском монастыре, в той же Москве, покоятся мощи митрополита Илариона (Троицкого): священномученик, богослов, можно сказать, учитель Церкви, он, как никто другой, способствовал восстановлению в 1918 году патриаршества; здесь тихо, никакого хорового пения, ни ажиотажа, ни возбужденных тётенек с иконами. Ответ прост: житие преподобной обещает исцеление, материальную помощь, преуспеяние в делах, короче, изобилие земных благ, вот и гремит радио на Курском вокзале, дескать, не проходите мимо, тут недалеко раздают здоровье и счастье. Велик соблазн «в этой только жизни надеяться на Христа» [125], воспринимать Церковь как таблетку от боли, защиту от скорби, панацею от страдания.