Выбрать главу

Даже в деловом мире умелые, сильные и стойкие побеждают в первую очередь за счет женственности и привлекательности. Между прочим, нормальных мужчин, лишенных комплекса неполноценности, раздражает, когда самая сухая по содержанию беседа о цифрах и отчетах в ситуации с женщиной непременно приобретает оттенок флирта; соответственно снижается оценка ее как партнера по бизнесу или государственного деятеля. Стоит ли обижаться, что миром правят мужчины.

Лучшие годы растрачиваются на приманку петухов, на фальшивую игру, в которой, несмотря на внешние победы, расплачивается женщина: жизненные силы оскудевают, наваливается неясная тоска, беспокойство, а к сорока годам в наличии остаются больницы, операции, душевная пустота, одиночество, истерическое озлобление, ну и «святая ложь воспоминаний» (Ин. Анненский). Сколько эфирных созданий с репутацией «прекрасной дамы», «музы», «мечты поэта» в старости уподобляются мерзкой старухе Изергиль, хвастающей прежними амурными похождениями! Как жаль: одаренная, неглупая и образованная дама, О. А., актриса, автор чудесных рисунков, красавица Серебряного века, которой посвящали стихи Н. Гумилев, О. Мандельштам, М. Кузмин, с возрастом забрасывает всякое творчество, проклинает одинокую жизнь, видит в снах «неизвестных поклонников» и перебирает в дневнике упущенные возможности: зачем ушла от того, зачем не вышла за этого.

И чего же стоят в конце концов увлекательные флирты и романы? Поэзии вечно свойственно маскировать блеф: Дон Жуан прикидывается одиноким, никем не понятым, усталым, гонимым, и она раскрывает объятья, чтобы согреть, накормить, утешить, спасти; впрочем, большинство женщин, соображающих обоими полушариями мозга, умеет раскусить своего героя и тактикой «материнской» игры захватить его, подчинить своей власти, а впоследствии ему же мстить за свои ошибки, за то что он не стоит и никогда не стоил потраченных фантазий, нервов и усилий.

Всей этой романтике цена такая же, как воплям лягушек в болоте ранним летом, можно лишь удивляться никогда не ослабевающему к ней интересу, который цепко держит нас причастными океану порока, захлестывающему окружающий мир. Считается, что интимные отношения обязательны, что без них женщине плохо; на самом деле ничто так не вредит женской психике и здоровью, как неподобающий выбор и неправильная, мимолетная, легкомысленная связь.

В последние годы стал банальным сюжет СМИ о девушках, проданных в гарем, о девушках, принуждаемых к проституции, о девушках, изнасилованных и убитых, о девушках, годами терзаемых маньяками в подземельях. Но ведь, как правило, трагедия начинается с добровольного согласия заработать легкие деньги, сесть в машину к незнакомцу, войти в чужую квартиру, поехать неизвестно с кем в лес «на шашлыки».

Сжимая кулаки, Ю. рассказывала о племяннице, которая в пятнадцать лет пережила надругательство и потеряла из-за этого веру. Ю. мучилась, не находя объяснений, почему Бог допускает такие кошмары. Та девочка глубокой ночью возвращалась с дискотеки. В книге У. Фолкнера, «американского Достоевского», описан подобный эпизод; спустя годы героиня, пересматривая трагедию, совершившуюся в юности, обвиняет себя: имея две руки, две ноги и глаза, она должна была бежать как можно дальше от пропитанного грехом места, где оказалась, опять-таки, по своей воле. Да и потом: орать, царапаться, отбиваться; почему-то медлила… из любопытства? Тлетворность, резюмирует она, есть и в случайном взгляде на зло; нужно сказать ему «нет» еще не зная, не исследуя, что оно такое, не приближаясь к нему «только посмотреть».

Даже если мы всё уже поняли и отреклись, даже если церковный брак, или возраст, или монастырь надежно ограждают нас от явного блуда, Евина страсть любопытства держит двери сердца открытыми для отравляющих грез, и хотя бы «тонкая сила тьмы» пряталась за семью печатями внешнего благочестия, «в доме скрывается разбойник», говорил Антоний Великий.

Испытываешь неловкость, когда старушка-схимница выкапывает из-под кровати толстый альбом с бархатной розой на обложке и, победоносно сияя, выкладывает фотографию завитой раскрашенной матрешки в вычурной позе. Узнать нельзя, но конечно догадываешься, что это она полстолетия назад, и невольно думаешь: чем же полны ее воспоминанья, или, по-ихнему, помыслы? Неужто и доселе она отождествляет себя с той, в альбоме?