Теперь она старушка, в постриге, после смерти родителей живет в семье сестры, где на нее не надышатся: дорожат успокоительной тишиной ее присутствия и считают ее ночную молитву надежной гарантией общего благополучия. И не только родные; некоторые обращаются за советом и рады помочь чем могут, огород вскопать например. Богатые почитатели купили дорогую многофункциональную коляску, и матушка обрела почти полную свободу передвижения.
Покойная схимонахиня Феодосия, которая сорок лет из-за высохших ножек лежала, одного втайне ужаснувшегося посетителя пальчиком приблизила и на ушко ему шепнула: «Миленький! Господь так утешает… веришь ли, никогда я не пожалела о калечестве своем!».
Главная причина ропота, конечно, маловерие, сомнение в благости Божией, в мудрости Его Промысла. Нелепо измерять счастье и несчастье, исходя из сиюминутных впечатлений, вкусов и претензий; коль уж называем себя христианами, примем неизбежные скорби как испытание нашей веры и верности, необходимое для приобретения духовного опыта, как проверку перед лицом боли, опасности и, когда-нибудь, смерти. Как часто мы склонны, заводя глаза к небу, жеманно «смиряться» и объяснять все неприятные происшествия, от поломки швейной машины до головной боли, Божиим наказанием за грехи. Что, разве святые и праведные Его избранники непрерывно благоденствовали? Разве Господь наш обещал ученикам в земной их жизни что-нибудь кроме креста?
В терпении мы усматриваем не тупую покорность, а, совсем наоборот, великую победу над тварью дрожащей в себе, и видим смелое дерзновение в отважном доверии Божественному Промыслу. Чумазое дитя, как бы ни верещало и ни отбивалось, непременно должно быть и будет вымыто, а, повзрослев, всё поймет и постыдится своего неразумного сопротивления.
В послушницах интеллигентная М. С. тяготела к образованной монахине В., ей поверяла жалобы и недоумения насчет своего положения в монастыре и порядков, лишенных, по ее мнению, здравой логики. В. внимательно слушала и никогда не комментировала, лишь восклицала иногда: «Неужели?… Что ты говоришь!».
Но однажды, в ответ на просьбу М. С. дать почитать что-нибудь полезное, насмерть ее сразила: «хорошо бы «Сказку о рыбаке и рыбке»…
Часть III.
Может ли кухарка управлять государством
И так все женщины наперечет:
Наполовину – как бы Божьи твари,
Наполовину же – потемки, ад.
«Нет, без мужиков никак нельзя!», – отрезала С. Такой глубокомысленный вывод она сделала после пожара в дачном поселке, которого была свидетельницей и в определенном смысле участницей. – «О доме и речи не шло, чтобы спасать его, полыхнул как спичка в такую жару, но там остался дед! И все мы рыдали и ужасались, что он там внутри, и кричали, ну, Юлька за иконой сбегала, и мы с ней вокруг дома носились, Люська яйца пасхальные в огонь бросала… А мужики! Я, конечно, от волнения и слез ничего не воспринимала, но возмущалась, как они медлят, буквально еле двигаются, по ведерку воду носят! И вдруг смотрю – уже деда вываливают из окошка! Оказывается, они ведерками в этом пламени сплошном пролили коридорчик и кто-то смог туда нырнуть; понимаешь, вроде не сговаривались, но ведь каждый встал на своем месте, и по порядку, без шума… О, потом уже всплыла в памяти потрясающая деталь: наш сосед полковник пришел в перчатках, с топором и своим ведром! Знал заранее, с чем ходят на пожар, представляешь?!».
Нельзя не признать, что так действовать, по плану, ну там стратегия, тактика, мы не способны: эмоция удушливой волной мгновенно смывает крупицы здравого смысла и несет неведомо куда, ввергая в водоворот страсти и потопляя в ее ненасытной пучине; однако если не встретит преграды. Возможно, злоба Иезавели поддалась бы укрощению в самом начале, имей характер ее муж Ахаав; а сварливость Ксантиппы могла быть умерена, не будь Сократ так поглощен философией (или второй женой Мирто?), а жестокость Салтычихи или Кабанихи исцелилась бы одним равноценным противодействием. Ибо страсть наша в большинстве случаев разумно уравновешивается практичностью: потрепыхаться допустимо, но в меру, чтоб не пораниться, а подчинение сильнейшему достоинства не роняет и гармонии не нарушает.
Но когда преграды нет… У нас же если любовь, то безумная, если горе, то безысходное, если тоска, то безутешная, если смех, то безудержный; сплошной беспредел – или бес-предел? Почтенная мать троих детей от вполне благополучного венчанного брака вдруг вознамерилась всё бросить и устремиться за возлюбленным, которого, по миновании этой напасти, вспоминала с брезгливым недоумением: «как я могла? наваждение!».