С. постоянно слышала от матери: «только ради тебя не развожусь, живу с этим паразитом». Родители ссорились, орали друг на друга, даже дрались, мать плакала; вместо любви и семейного покоя на С. извергались потоки истерики и злобы; она мучилась от бессильного гнева, задыхалась в воздухе, наполненном враждой, временами ей хотелось разнести всё в клочья; со временем она нашла способ уходить из дома, затесалась в компанию таких же бессемейных подростков, бросила учиться, пила, курила «травку», воровала. Мать и отец в перерывах между стычками дружно ругали дочь, ужасались ее выходкам, лечились валерьянкой, обвиняли школу, дурное влияние, телевизор, правительство, только не собственную распущенность и безответственность.
Весьма приличные, творческие люди от вальдорфской педагогики обратились к методикам «раннего развития», с самых пеленок обучали малышку-дочь чтению и нотной грамоте, используя приемы «интенсивной стимуляции интеллекта»; они намеревались вырастить уникального, образцового ребенка, послушного и удобного ангела, которого, конечно, не спрашивали, и мысли не допуская, что когда-нибудь дитя поумнеет и решительно свергнет родительских идолов. Когда ребенку исполнилось тринадцать, предки, проявив высокую честность в отношениях, решили расстаться ради новых любовей. Они затаскали девочку по психологам и психиатрам, удивляясь, что та стала невыносимой, прогуливала школу, бунтовала против всех и вся. Вспомнишь сценку, описанную Тэффи: где-то на юге Европы высокая русская дама вечером в вагоне прощалась с провожавшим ее итальянским офицериком и склоняясь к нему, восторженно говорила: «addio! аddio! Io t`amo, o bel idol mio! [188]. А маленькая ее девочка, которую она притиснула к скамейке, тихо скулила: «мама! мама! мне же больно! Мама, ты мне на ножку наступила!».
Т., не желая судить покойную мать, приговаривает: «все прощено… давно прощено», но обиды, хоть и преодолены, не забыты. В ранней юности Т. пережила, как говорится, тяжелую романтическую историю, полюбив женатого, после разрыва возвратилась домой, сильно страдала, а мать, будто радуясь ее беде, повторяла: «сама виновата», «я предупреждала», «я говорила, что этим кончится», «тебя просто тянет в грязь». Поступив в институт, Т. слышала: «уже поздно», «тебе не по плечу», «не для твоих мозгов», а бросив опостылевшую работу, отбивалась от обвинений в лени, малодушии, нежелании бороться с препятствиями и трусости. «Самый близкий человек!» – удивляется Т.
Думают: любить дитя ума не надо, оно естественно; и зверь любит своего звереныша, кормит, греет, защищает, какая тут заслуга; И. Кант говорил, что забота матери о дитяти не есть поступок нравственной воли, ибо она любит и заинтересована. Но все-таки человеческая мать должна бы понимать: воспитание не такое простое дело. Если девочке с трех лет дарят сережки, колечки, браслетики, наборы детской косметики, ее фактически подталкивают к отношениям с мальчиками задолго до того, как она будет к ним готова физически и психологически. Если сами живем по законам толпы, черпая образцы из телевизора, стоит ли надеяться, что дитя пожелает сохранить чистоту до брака и верность в супружестве и сможет произвести на свет здоровое потомство? Воспитывать детей означает готовить будущее общество.
Если отец три воскресенья подряд обещал сходить в зоопарк и обманул, если мать не знает, что подарить дочке в день рождения, если они оба набрасываются с порога, поверив наговору соседа, чью машину кто-то поцарапал, ребенок с горечью заключает: «им доверять нельзя», и больше ничего хорошего не ждет, ни от кого: ведь для него родители слиты воедино с окружающим миром, их поведение он считает нормой и правилом для всех. Так формируется мизантроп, существо безрадостное, подозрительное и гневливое, и неизвестно, что оно выкинет, войдя в возраст.
В. росла, как она выражается, на коротком поводке; мать сама заплетала ей косу, укладывала учебники, до пятого класса провожала в школу и контролировала каждый шаг; если намечалась встреча или экскурсия, для проверки обзванивала одноклассников, подружки строжайше экзаменовались. Теперь В. за сорок, а мать, благодаря изобретению мобильников, так же не выпускает ее из поля зрения, чуть не каждый час интересуясь: «что ты ела? как спала? взяла зонт? надела кофту?».
Мать, конечно, несчастное создание, прикрывается неусыпной заботой, а на самом деле умеет существовать лишь за счет других. Смешнее всего, что на том же В. ловит себя: всякий раз обнюхивает семнадцатилетнего сына, никуда не пускает пятнадцатилетнюю дочь, ночью обшаривает их карманы, подозревая во всех современных безобразиях, тоже беспрестанно терзает по телефону: «ты где?». В. преподает, она изучала педагогику, прекрасно знает, что детям надо давать свободу, иначе они не обретут самостоятельности, не научатся держать удары окружающего мира, справляться с неизбежной болью и поражениями.