Мои лодыжки неловко подгибаются, и я проклинаю свои каблуки.
Почему я не могла надеть в клуб какие-нибудь удобные кроссовки?
— Иди, — произносит грубый, глубокий голос позади меня, прежде чем дуло его пистолета упирается мне в спину, толкая вперед.
Резко оборачиваюсь, уставившись на человека в маске.
— Попробуй ходить на каблуках, придурок! — Рявкаю я, прежде чем успеваю сдержаться.
Слышу, как несколько женщин ахают, и чувствую, как мое сердце бешено колотится в груди.
Боже, что я наделала?
Я сразу же вспоминаю девушку в фургоне. Как они заставили ее замолчать. И теперь меня ждет тот же исход.
Охранник поднимает пистолет, намереваясь ударить меня рукоятью, и я напрягаюсь, ожидая удара. Но его так и не последовало.
— Полегче. Сегодня вечером она — лучший товар, — предупреждает его один из мужчин.
Я медленно открываю глаза и вижу двух сцепившихся охранников. Один действительно хочет причинить мне боль, но другой знает последствия этих действий.
— Отлично! — Усмехается первый охранник, отталкивая от себя второго. — Тогда ты заставь сучку идти. И снова надень на нее мешок.
— Нет, пожалуйста, — умоляю более милого охранника, он меня не слушает, и вскоре я снова погружаюсь во тьму. Пытаюсь дышать, но кажется, что мне не хватает воздуха, и я паникую под капюшоном.
— Иди. Сейчас же! — Кричит он, грубо толкая меня.
Ладно, этот парень определенно не лучше.
Я изо всех сил вытягиваю перед собой связанные руки, чтобы случайно ни на что не наткнуться по пути. Мои пальцы запутались в длинных спутанных волосах девушки передо мной, и она всхлипывает, когда я освобождаю их.
— Прости, — быстро шепчу я.
Не хочу, чтобы у нее были неприятности из-за меня.
Мы идем некоторое время, прежде чем я слышу скрежет металла. Возможно, открывается дверь. И вдруг с моей головы стягивают темный мешок, яркие лампы дневного света наверху мгновенно ослепляют. Я резко закрываю глаза, отчаянно ища другой способ привязать себя к окружающему миру. Вытягиваю руку перед собой, но тут же сожалею о своем решении, когда чувствую мускулистую руку одного из охранников. Он тут же отталкивает меня, чуть не опрокидывая на пол. Спотыкаясь, я хватаюсь за стену и встаю на этих богом неудобных каблуках, которые решила надеть сегодня вечером. Это было сегодня вечером? Нет, меня не было гораздо дольше. Должно быть, прошло по меньшей мере два дня с тех пор, как меня похитили. Украли у моих друзей и семьи.
Константин Карбоне. Ублюдок. Надеюсь, он сгниет...
— Продолжай двигаться, — говорит охранник, вырывая меня из горьких мыслей, когда толкает меня в спину.
Я падаю на колени, раздражаясь, готовая снова наброситься на него. Но вызов в его голубых глазах, заставляет меня прикусить внутреннюю сторону щеки, чтобы не сказать ему то, что действительно хочу. У меня такое чувство, что другой охранник на этот раз меня не спасет, и я не хочу испытывать судьбу.
Давайте просто скажем, что мой язык и выбор слов доставляли неприятности в прошлом, и сейчас не время быть дерзкой. Прямо сейчас я должна действовать разумно, выжидать удобного момента и надеяться, что кто-нибудь спасет меня из этого места, прежде чем все станет хуже. И у меня такое чувство, что скоро все станет намного хуже.
С большим усилием мне удается подняться с грязного пола и забиться в угол к остальным женщинам, возраст которых варьируется от совсем юных подростков до среднего возраста. Выражение их лиц одинаково — мы облажались. Целиком и полностью. Я отрываю взгляд от них и сосредотачиваюсь на том, что нас окружает.
Мы в какой-то бетонной тюремной камере. Возможно, в подвале, потому что нет окон, что в итоге означает отсутствие выхода.
Мое дизайнерское платье грязное, измятое и рваное, едва дающее мне ощущение тепла или укрытия, а туфли-лодочки Louboutin золотистого цвета с красной подошвой не подлежат ремонту. Если бы я не была в такой ужасной ситуации, разозлилась бы из-за туфель. Они были в идеальном состоянии, когда я надевала их, чтобы пойти в клуб. Подарок моей матери.
Возможно, это последний подарок, который я когда-либо получу от нее.
И когда думаю о своих родителях и остальных членах моей семьи, друзьях, у меня в груди щемит боль, которую никогда раньше не испытывала. Я прижимаю к себе связанные руки, отчаянно пытаясь стереть боль, когда первая из того, что, вероятно, будет многими слезами, наконец стекает по моей щеке. Рыдание угрожает вырваться из моего горла, но я не позволяю этому случиться. Быстро сглатываю и выпрямляю спину. Меня воспитывали жестче. Мои отец и брат сделали все возможное, чтобы подготовить меня на случай, если я окажусь в подобных обстоятельствах.
Хотя не думаю, что что-то или кто-то мог подготовить меня именно к такой ситуации. Я знаю, сколько плохих людей в мире, и знаю, сколько плохих вещей может случиться с людьми. Я видела это своими глазами.
Отец годами разрушал подобные заведения еще до моего рождения. Он сам плохой человек, но совершает хорошие поступки, например, спасает женщин и детей от банд торговцев людьми. Он сделал своей жизненной миссией спасение людей от обмена и продажи, как животных. И я могу только надеяться, что прямо сейчас он в пути со своей командой, чтобы спасти меня.
Внезапно открывается дверь, и внутрь заходит один из охранников в маске со штурмовой винтовкой в руках. Я узнаю его, тот же, кто чуть не ударил меня после того, как набросилась на него.
— Пришло время аукциона, — объявляет он, указывая винтовкой, чтобы мы вставали и выходили. — Ведите себя тихо или умрете. Это единственные два варианта для вас, — говорит он, намеренно глядя на меня.
Я медленно встаю, все мое тело в синяках и ноет.
Мы выстраиваемся в шеренгу, наши шаги медленные, как будто нас ведут на бойню. На данный момент это определенно так. Я не знаю точно, что произойдет после того, как мы покинем эту комнату, но одно я знаю наверняка — все наши жизни изменятся навсегда.
Пока нас ведут по темному коридору, слышу, как один из охранников говорит: — Улыбайтесь и веди себя хорошо, девочки. Пришло время показа.
Медленно на моем лице появляется злая ухмылка.