Мои руки дрожат, когда я смотрю на своего брата. Он точная копия нашего отца с темными волосами и серыми глазами. И у них обоих одинаковое выражение лица, когда они расстроены или обеспокоены, как сейчас.
— Нико, ты должен понять, что когда я звонила тебе несколько месяцев назад, тогда все было совсем по-другому. Все изменилось. Матео и я…
Мой голос замолкает, когда с трудом сглатываю комок, образовавшийся в горле.
Нико протягивает руку и кладет свою поверх моей, нежно сжимая ее.
— Эй, давай пока не будем говорить о том, что произошло. Хорошо? — Предлагает он с доброй улыбкой на лице. — Я думаю, для тебя было бы лучше поговорить с психиатром, прежде чем с кем-либо еще.
Он уже проходил по этому пути со своей девушкой. Когда спас Селину от торговли людьми, она какое-то время была не в том настроении. Он думает, что я в той же лодке, и мне нужно сначала поговорить с профессионалами.
Вместо того, чтобы спорить с ним по этому поводу, молчу всю оставшуюся дорогу до больницы. Он помогает мне выйти из машины. И когда входим через вход в отделение неотложной помощи, нам приходится проходить через арочный металлоискатель. Когда я прохожу и он подает звуковой сигнал, удивленно смотрю на охранника.
Он не выглядит впечатленным, однако тяжело вздыхает, прежде чем спросить: — У вас в карманах что-нибудь есть, мэм?
Глядя на свой сарафан, я понимаю, что спереди у меня есть два крошечных кармана, о существовании которых я даже не подозревала.
— Нет, — говорю ему, прежде чем залезть в один из карманов. И когда мои пальцы касаются края чего-то металлического, я ахаю.
Вытаскиваю монету и смотрю на нее, сразу узнав.
Счастливая монета Матео. Должно быть, он сунул это мне в карман раньше, прямо перед тем, как меня у него забрали.
— Что это? — Спрашивает мой брат, и я слышу тревогу в его голосе.
— Всего лишь монета, — лгу я.
— Вы должны положить это в корзину, мэм, и снова пройти, — инструктирует охранник.
Неохотно кладу монету в маленькую черную пластиковую корзину и снова прохожу под аркой. На этот раз датчик не срабатывает.
Как только охранник толкает ко мне корзинку, я хватаю монету, держась за нее как за спасательный круг. Это единственная связь, которая у меня есть с Матео, и это почему-то заставляет меня чувствовать себя немного лучше.
Вскоре, меня отводят в комнату, где я сижу и жду в одиночестве. Нико хотел пойти со мной, но я сказала ему, что, вероятно, будет лучше, если он останется в комнате ожидания. Мои эмоции переполняют меня, и не нужно, чтобы он видел меня в том состоянии, в котором я нахожусь. Мой разум полностью поглощен вопросом, выживет ли Матео после своих огнестрельных ранений. Каждый раз, когда слышу, как за столом медсестер срабатывает полицейский сканер, я задаюсь вопросом, будет ли это звонок о нем. Но я ничего не слышу о травмах или огнестрельных ранениях, и в конце концов, та маленькая надежда, которая у меня была увидеть его здесь, умирает внутри меня.
Конечно, они не отвезли бы моего похитителя в ту же больницу. Вероятно, это протокол или еще какая-то хрень.
Тяжело вздыхая, раскрываю ладонь и смотрю на монету. Она поцарапанная и потертая, но все еще красивая. Осторожно провожу пальцами по краям. Я знаю, что Матео дорожил ей больше всего на свете, относился к ней как к талисману, самой последней связи, которая у него была с отцом. И тот факт, что он подарил это мне, заставляет мою грудь болеть. Он любит меня. Хотя никогда не произносил этих слов, я знаю, что это так. Так же сильно, как я люблю его.
Пока сижу там в ожидании доктора, все темные сомнения начинают снова закрадываться в мой разум.
Что, если Матео не выживет?
Нет.
Я выбрасываю эту плохую мысль прямо из головы.
У него все получится. Он сделает это. Он поклялся найти меня, и я заставляю его выполнить это обещание. Сжимая монету в руке, осознаю, почему Матео отдал мне свое самое ценное имущество. Это потому, что он собирается прийти за мной, как только сможет.
Хотя это должно пугать меня, это не пугает. Это дает мне надежду и наполняет всепоглощающим чувством покоя.
Я тут же даю молчаливую клятву, что не позволю ему сесть в тюрьму из-за меня. Если я смогу каким-либо образом помочь его судьбе, именно это и сделаю. А потом придумаю, как нам быть вместе. Я не собираюсь отказываться от него, потому что знаю, что он никогда, никогда не откажется от меня.
Глава 58
Ария
Я дома. Наконец-то дома.
Я должна быть вне себя от радости.
Должна чувствовать себя безмерно счастливой. Но я не чувствую ничего из этого, потому что Матео здесь нет. Он где-то в больнице, борется за свою жизнь. Отец, наконец, сообщил мне об этом после долгих просьб.
Матео жив, но в критическом состоянии.
Я не могу спать, есть или дышать, не думая о нем.
Глядя в окно моей старой спальни, которая теперь кажется чужой, я глубоко вздыхаю. Моя собственная семья удерживает меня против моей воли. С тех пор, как я здесь, то не могу выйти из своей комнаты, не говоря уже о том, чтоб выйти из дома. Все они думают, что я страдаю от тяжелого посттравматического стрессового расстройства и стокгольмского синдрома, и терпеливо ждут, когда избавлюсь от этого. Но чего они не понимают, так это того, что избавляться не от чего. Знаю, все это звучит безумно, но я влюбилась в своего похитителя. И я не смогу успокоиться, пока не буду уверена, что с Матео все в порядке.
Раздается стук в мою дверь, вырывающий из моего внутреннего смятения.
— Войдите, — зову я.
В комнату заходит отец. Он выглядит хуже некуда, на его лице запечатлено беспокойство, и я чувствую себя ужасно, моей семье пришлось столько пережить, пока меня не было. Уверена, что постоянное беспокойство и незнание того, что происходило со мной все это время, действовало на всех эмоционально и ментально.
Папа стоит в нескольких футах от меня, и я понимаю, что в его руках зажат лист бумаги. На нем костюм, но галстук развязан, а рубашка помята. Темные волосы растрепаны, как будто он провел по ним некоторое время, приглаживая их руками. Это настолько не похоже на обычный вид моего отца, что пугает. Он всегда собранный и все контролирует.
Сглатываю, во рту у меня внезапно пересыхает.
— Что это? — Спрашиваю, хотя, судя по реакции моего отца, я не уверена, что вообще хочу услышать ответ.
Его серые глаза останавливаются на моих, прежде чем он опускает взгляд на бумагу, сжимая ее так сильно, что клянусь, пытается стереть чернила с напечатанных слов.
— Пришли результаты твоих анализов крови, — начинает отец. — Ария… Его голос затихает, и я внезапно начинаю беспокоиться.
Боже, из-за того, как он себя ведет, я, наверное, подхватила какую-то неизлечимую болезнь или что-то в этом роде?
— Папа, что это?
— Ты беременна, Ария.
Я смотрю на него, быстро моргая, как будто пытаюсь глазами набирать азбуку Морзе или что-то в этом роде.
— Что? — Спрашиваю, хотя слышала его громко и отчетливо.
— Ты беременна, — говорит он напряженным от эмоций голосом.
Мой взгляд опускается к плоскому животу. Еще даже ничего не видно. Никаких явных симптомов я не испытывала. Я понятия не имела.…
Отец прочищает горло и говорит: — Итак, у нас есть несколько вариантов. Мы можем отвезти тебя в клинику …
Я поднимаю руку, чтобы остановить его.
— Я оставлю ребенка, папа.
Он торжественно кивает.
— Это твой выбор, — его голос полон муки. А затем добавляет: — Я просто не знал, захочешь ли ты сохранить его.
— Почему я не должна этого хотеть?
— Потому что ты думаешь, что влюблена в человека, который держал тебя в плену месяцами, — непреклонно объясняет он.
— Нет. Я так не думаю, папа.
Я вижу облегчение на его лице, и мне почти не хочется взрывать его пузырь тем, что собираюсь сказать.
— Я не думаю, что люблю Матео. Я знаю, что люблю его. Я влюбилась в него. Собравшись с духом, я продолжаю: — Папа, у меня нет стокгольмского синдрома или чего там еще, черт возьми, хотя люди думают, что есть. Я не брежу и не отрицаю того, что со мной произошло. Прекрасно понимаю, насколько безумно все это звучит, но мне все равно. Мои чувства — это мои чувства, и я не буду притворяться, что их просто не существует.