— Вот это выпейте, — скрылся из спальни, оставив Иру в полной растерянности и с ворохом не заданных вопросов.
Второй раз Ира проснулась от жуткой жажды. Бутылка с водой оказалась пуста, и Зимина вспомнила, как в прошлый раз умудрилась расплескать половину, пытаясь удержать емкость непослушными руками. Приподнявшись, Ира с облегчением признала, что голова болит уже меньше, а тело слушается немного лучше — должно хватить сил добрести хотя бы до ванной.
— Хреново выглядишь, Ирин, краше в гроб кладут, — с непроницаемым лицом “поприветствовал” Стас, завидев на пороге кухни бывшую начальницу, а Ира мысленно выругалась: идея тащиться на звук голосов в столь “разобранном” виде явно была не из разряда удачных. И если Зотов еще мог подобное зрелище пережить, то откровенно таращившийся Степнов и тонко ухмыляющийся Карпов в категорию желательных зрителей уж точно не входили: ни “состояние нестояния”, ни коротенькая футболка, едва прикрывающая бедра, для демонстрации третьим и четвертым лишним ну совершенно не годились.
— Стасик, ты, как всегда, джентльмен, — прохрипела Ира, рушась на ближайший стул.
— Глаза не сломай, — ядовито посоветовал Степнову Михаил, грохнув на столешницу чашку с зеленым чаем.
Он ужасно злился. На свою никому не нужную недозаботу, на внезапно открывшуюся правду, которую предпочел бы скрыть от других, на взгляды, которые бросали на Иру гости: якобы совершенно ничего не выражающий Карпова и открыто заинтересованно-озадаченный Степнова… Михаил даже себе не признался бы, насколько его это задело, как будто оказалось затронуто что-то невероятно важное, личное, не предназначенное для посторонних глаз.
— Мне кто-нибудь что-нибудь объяснит? — налетела на присутствующих Ирина, в несколько жадных глотков осушив половину чашки. Карпов и Зотов переглянулись. Михаил вдруг понял, что даже его цинизма и бесчувственности не хватит, чтобы открыть еще одну сторону их общего врага, равно как озвучить предположение о совсем не радужных перспективах, даже если ее сын жив.
— Рано паниковать, Ирин, еще ничего не ясно. Похитителей мы нашли, допросили как следует… Есть один вариант, где могут держать Сашу, мы сейчас съездим проверим, если все подтвердится, к вечеру твой сын уже будет дома.
— Я с вами! — моментально вскинулась Зимина, но тут же, покачнувшись, схватилась руками за край стола: от резкого движения перед глазами все поплыло.
— Ир, не дури. Мы прекрасно справимся сами.
— Стас, ты не понимаешь! Я должна там быть!..
— Это исключено, — руки Зотова тяжело легли ей на плечи, вынуждая вновь опуститься на стул. Правильно поняв ситуацию, Степнов и Карпов потянулись к выходу, обменявшись понимающими взглядами, но Зотов ничего не заметил. Он только чувствовал подрагивающие хрупкие плечи под тонкой тканью и совершенно не понимал, что должен сказать. А еще — почему такой въедливой болью отзывается внутри колотящаяся в потемневших радужках паника. И, не находя слов, в совершенно необъяснимом порыве прижав к себе дрожащую то ли от страха, то ли от озноба начальницу, Михаил вдруг выпалил то, что в здравом уме не смог бы произнести даже мысленно:
— Я сделаю все, что возможно, обещаю…
И она затихла. Только лихорадочный стук сердца и прерывистое не то от болезни, не то от волнения жаркое дыхание отдавались тяжелым эхом. Эти внезапно вырвавшиеся слова оказались самыми правильными и нужными: никаких просьб успокоиться и опрометчивых обещаний, что все обязательно будет хорошо. Лишь простое и искреннее заверение, идущее из самой глубины сердца — такое, которому нельзя не поверить.
И она поверила.
— Прощание славянки, е-мое, — раздраженно бросил Степнов, отшвыривая недокуренную сигарету и отлипая от капота машины. — Еще дольше не мог задержаться?
Зотов, на ходу накидывая на шею шарф, молча устроился в салоне, никак не отреагировав на колкость. Однако утихомирить разошедшегося Сашу оказалось непросто.
— Вот уж не думал, что Зимина садомазохистка. С тобой же ни одна нормальная баба не свяжется… Да и тебе такая акула не по зубам, съест и не подавится…
— Захлопнись, а? — устало отозвался Михаил, даже не повернувшись. Выслушивать что-либо на данную тему от кого бы то ни было в его планы ну совершенно не входило. Зотов неожиданно для себя признал, что не хотел бы допускать кого-то к границам личного, и вовсе не от неловкости или стыда: стыдиться такой женщины, пусть и на несколько лет старше себя, ему бы и в голову не пришло. Но мысль о том, что подробности его жизни будут известны кому-то еще, необъяснимо коробила и раздражала, и это тоже было непривычно и странно: в лексиконе Зотова такого слова как “смущение” не имелось вообще.
— Хотя, с другой стороны, такие ноги… — не унимался Степнов.
— В зубы дам, — ласково пообещал Михаил. Что намеревался ответить Саша, осталось загадкой, потому что напряженно молчавший до этого Карпов повернулся, одарив обоих сразу недобрым взглядом:
— Заткнулись оба, а то пешком дальше пойдете.
Степнов, приготовившийся было что-то сказать, прочитал в глазах старшего товарища первое и последнее предупреждение и счел за благо прекратить перепалку, так что остаток пути проделали в полном молчании.
========== Ночь нежна ==========
Огни полицейских машин давно уже растаяли вдали; отбыли и местные опера, и эксперты; тела увезли тоже, и теперь заброшенный дом отдыха ничем не напоминал место очередного преступления. Зотов, устало закрыв глаза, пытался избавиться от мелькавшего в сознании вида обезображенных тел, которые не могли не вызывать содрогания. Две девчонки пятнадцати лет, двенадцатилетний мальчишка… Какими уродами надо быть, чтобы совершить такое, что сделали с этими тремя? Любители пожестче, мать их… Даже у привыкшего к всевозможной грязи Зотова не укладывалось в голове, как можно додуматься до подобного, да еще и по отношению к подросткам.
Единственным, что могло быть хорошего в данной ситуации — Зимина среди погибших не оказалось, что давало надежду на благополучный исход. Вот только где теперь его искать? Михаил уже совершенно ничего не соображал: сказывалось утомление, бессонная ночь, дневная суета. Но стоило только вспомнить огромные, перепуганно-умоляющие глаза, полные отчаяния и раздражения от собственной слабости, и остатки усталости растворились моментально.
Он обещал. И она поверила.
Так какая разница, что у него почти не осталось сил, что слипаются глаза, а мозг отказывается думать? Где-то, ожидая неизвестно какой страшной участи, находится ее сын, а железная, сильная, никогда ни перед чем не останавливающаяся полковник просто физически не способна предпринять хоть что-нибудь, чтобы найти собственного ребенка, и единственное, на что ей приходится рассчитывать — на его, Зотова, помощь. На помощь человека, от которого она раньше не приняла бы даже спасательный круг, если бы вдруг начала тонуть. Нетрудно представить, в какое бессильное бешенство ее приводит подобная мысль и неспособность действовать и решать проблемы самостоятельно, не рассчитывая на сомнительные милости от своего бывшего врага…
— Надо пробить адреса этого урода, скорее всего, после такого он решит свалить, так что домой обязательно заявится хотя бы за документами и деньгами, — нарушил долгое молчание Карпов. — Ну и остальные явки проверить, может, там затаился.
Зотов, не говоря ни слова, достал мобильный.
***
К вечеру Ира почувствовала себя немного лучше: сон и куча всевозможных таблеток все-таки оказали нужное действие. К возможности передвигаться по дому добавился зверский голод: она с трудом припоминала, когда ела в последний раз. Неплохо, однако, живет товарищ майор, хмыкнула про себя Зимина, инспектируя холодильник. Внушительный кусок весьма недешевого сыра, упаковка дорогой ветчины, колбаса… Пластиковые лотки с черешней, клубникой, виноградом — дорогое удовольствие в самый не сезон. А еще, к удивлению Иры, на самом виду нашлись две емкости, несколько не укладывающиеся в “натюрморт”: одна банка с медом, вторая — с малиновым вареньем. И, недоверчиво и немного растерянно улыбнувшись своей догадке, женщина вернулась за стол, с нетерпением глядя на издевательски долго молчавший телефон.