— Он тебя еще предаст, вот увидишь.
Контрольным выстрелом сухой хлопок двери.
Обессиленно опуститься в кресло, закрыть лицо дрожащими руками, зажмуриться до боли, словно в попытке снова увидеть целым разбившийся вдребезги мир.
И старательно верить: это совсем не больно.
Не больно.
Почти не больно.
========== Несостоявшийся разговор ==========
— То есть вы подтверждаете, что в указанное время вы находились вместе с гражданином Зотовым в квартире по адресу…
УСБшник нудил тем самым въедливо-раздражающим, тягучим, ввинчивающимся в мозг тоном, от которого начинало ломить виски. И при этом цепко, по-охотничьи пристально следил за реакцией, не желая упустить ни малейшего изменения в голосе или в лице.
— Подтверждаю, — спокойно кивнул Карпов, не меняя расслабленной позы: как сидел, закинув ногу на ногу, откинувшись на спинку неудобного скрипучего стула, так и остался сидеть, не выдав нервозности ни малейшим жестом. Даже забавно было наблюдать за тем, как этот майор пытается на чем-то подловить, ухватиться за какое-то несоответствие и разгромить алиби Зотова в пух и прах. Вот и сейчас, этак ехидно прищурившись, УСБшник выдал неожиданный, как он думал, вопрос:
— Тот факт, что гражданин Зотов был в том самом подъезде, сомнений не вызывает, его зафиксировала камера наблюдения. Вот только ма-аленькая такая деталь: на этой же самой камере нам не удалось обнаружить никого, входящего следом за ним в нужное время и даже отдаленно похожего на вас. Как вы это объясните, Станислав Михайлович? — И уставился на Карпова с неприкрытым торжеством.
“Да, Зям, втянула ты меня”, — мысленно “поблагодарил” бывшую начальницу Стас и по-прежнему лениво ответил, зная, что проверить его слова невозможно:
— Все правильно. Потому что в этот подъезд я и не входил. Там как раз какой-то тип собаку выводил, а я собак не люблю, пришлось идти через соседний… Вас в детстве собака кусала? — добавил с сочувствующей улыбкой.
Майор отчетливо скрипнул зубами. Разгромить откровенно хилую отмазку шансов не имелось: на соседнем подъезде камеры отсутствовали, пойди докажи, что никакого Карпова там не было и в помине…
— Хочу вас предупредить об ответственности за дачу ложных показаний… — снова принялся нудить УСБшник, без малейшего восторга разглядывая лежащий перед ним протокол допроса.
— Хорош нудить, майор, — оборвал Стас, которого этот цирк уже начал утомлять. — Где подписать?
Когда Карпов, захлопнув за собой тяжелую дверь высокого здания, уже спускался по ступенькам, его окликнул Михаил. Видок у майора, к слову, был изрядно помятый.
— На свободу с чистой совестью? — съехидничал Стас. — То-то ты весь зеленый, как тот кузнец, которого лягушка употребила.
— Стас, спасибо тебе, я теперь…
— Не за что, — равнодушно обронил Карпов, игнорируя протянутую для рукопожатия руку. — Я бы ради тебя и пальцем не пошевелил, это Зимина за тебя попросила, ее и благодари. — И, подняв воротник куртки, не прощаясь, зашагал вниз по ступенькам.
Зотов еще несколько минут стоял на крыльце, вдыхая морозный воздух, пропитанный бензиновыми парами, и с содроганием думал о том, что никакого удивительного везения просто могло не быть. Он мог не очнуться раньше времени и попасться прямо на месте преступления. Он мог не выбраться из квартиры незамеченным и опять-таки оказался бы в незавидном положении. Карпов мог и отказать просьбе Ирины Сергеевны, предоставляя ему выпутываться самому…
Вспомнилось, как Зимина, услышав все подробности, несколько секунд удивленно смотрела на него, а потом вдруг расхохоталась.
— До чего же ты везучий сукин сын, Зотов! — пробормотала сквозь смех. — Нет, ну такого просто не бывает… — А затем, порывшись в сумке, швырнула ему связку ключей, наконец соизволив пояснить: — У меня как раз в этом подъезде есть квартирка. Так, надо было для дела… — О том, что снимала квартиру для встреч с Андреем, не желая ненароком столкнуться с его психованной женушкой, Ира благоразумно умолчала. — Все отлично складывается! Скажешь, что решил проверить, все ли там в порядке, заодно пивка с другом попить подальше от бабских истерик…
— С каким еще другом? — удивленно приподнял брови Михаил.
— Ну не знаю, с Карповым например, — фыркнула Ирина Сергеевна и снова засмеялась. — Нет, ну такого не бывает…
***
— И че это, блин, тут за цветочный базар? — осведомился Михаил, выразительно оглядывая преобразившийся кабинет оперов: все пространство у стены занимали ведра с охапками цветов всевозможных видов. На подоконнике теснились банки с уже готовыми композициями в самых разных вариациях, от вполне простеньких и скромных до настоящего красочного безумия с одуряющим запахом.
— А, это мы ларек цветочный накрыли, — отозвался один из оперов, не отрываясь от заполнения каких-то бумажек. — Щас вот все это описать надо, а потом хрен знает куда девать, завянет ведь все нафиг…
— Жене возьму, — решил Ветарь, вытянув из ближайшей банки охапку роз.
— О, точняк, тоже своей надо подарить, вчера ныла, что внимания не уделяю, — отозвался кто-то с другого конца кабинета.
Зотов с каким-то странным чувством досады наблюдал, как опера, переговариваясь, разбирают букеты, и не сразу понял, что его так раздражает.
Ущербность. Странное ощущение моральной ущербности, неполноценности, словно ему недоступно было что-то, естественное для всех этих ничем не выдающихся парней. Но почему, откуда оно взялось?..
— Вот это заберу, — бросил он небрежно, потянувшись к каким-то веткам, густо усыпанным ароматными цветами и не обращая внимания на осторожно брошенные удивленные взгляды.
— Евгеньич, ты ж вроде теперь по девкам ни-ни, кому это дарить собрался? — брякнул Валеев, тут же напоровшись на ледяной взгляд.
— Не твое дело, — отчеканил Зотов таким тоном, что опер предпочел заткнуться, и скрылся за дверью, не услышав брошенного вполголоса:
— Странный он какой-то в последнее время…
***
Ира устало сбросила сапоги и пальто, привычным жестом швырнула на тумбочку ключи и медленно прошла в квартиру. Не спеша, словно находилась здесь в первый раз, оглядывая уже знакомую, изученную до малейших деталей обстановку. И с каким-то странным смятением отмечая, что вовсе не чувствует себя здесь посторонней, чужой, временной гостьей.
“Хреново выглядишь, Ирочка”, — криво усмехнулась полковник, рассматривая в зеркале свое утомленное, бледное лицо. Бросила взгляд на полочку, забитую всевозможной ерундой, начиная от косметики и заканчивая любимым шампунем и духами, и невольно улыбнулась: надо же, сама не заметила, как забила чужую квартиру своими вещами. Куча всякой косметической всячины в ванной, большое полотенце на крючке, рядом — мягкий уютный халат. А еще в спальне в шкафу — строгий деловой костюм с блузкой для так называемых неофициальных встреч, несколько упаковок запасных колготок, нижнее белье, то самое, которое Зотов купил взамен испорченного. В шкафчике на кухне — объемистая кружка с изображением дремлющей лисы, а в холодильнике — упаковка любимых творожков… Вот так, мелочь за мелочью, незаметно для себя, обустроилась и даже привыкла к этой квартире, к этому по сути совершенно чужому человеку рядом, к общей постели и совместной суете по утрам. Наверное, если бы они были чуть меньше заняты, чуть меньше уставали, чуть больше времени проводили вместе, все сразу бы встало на свои места: накопилось бы взаимное раздражение, холодность, отчужденность; вдруг обнаружилось бы, что у них нет никаких общих тем, не считая рабочих вопросов. Но с таким безумным ритмом жизни, с кучей постоянно сваливающихся проблем, с неожиданно обрушившимся одиночеством после предательства тех, кто считался друзьями, просто не было времени остановиться и подумать: а зачем, собственно, это все? Что теперь держит ее рядом с Зотовым? Теперь, когда Гранович получил по заслугам и не представляет больше опасности вместе со своими подельниками; теперь, когда она может с полным правом считать себя ничем не обязанной, больше чем сполна расплатившись в этой дурацкой сделке и не видя теперь никакого смысла в так называемом “взаимовыгодном сотрудничестве”…