Егор с Лаврентием Павловичем опять кивнули. У нас действительно сразу после окончания Великой Освободительной войны резко увеличилась иммиграция научных кадров со всего мира. Никакая другая страна планеты не в состоянии предоставить своим ученым почти неограниченное финансирование, отличные условия для работы и вполне комфортное проживание. А если сюда добавить некоторый багаж знаний из двадцать первого века… Зря мы, что ли, взяли курс на то, чтобы стать ведущей научной державой мира? И ведь уже стали! Как мне кажется, в этом двадцатом веке никто и приблизиться к нам не сможет по уровню образования и науки.
Здесь… Здесь, сейчас я это уже хорошо понимаю, все было достаточно просто. Помочь немного знаниями, подсказать, куда надо двигаться дальше. Предупредить об ошибках, в том мире совершенных. Общий-то курс изначально был правильным. Помнишь, Женя, как мы планировали наши действия там? – Я посмотрел на Егора, назвав его прошлым именем. Посмотрел и повернулся к Берии. Его глаза были широко открыты. Лаврентий Павлович понял, что мы не собираемся теперь уже ничего от него скрывать. С другой стороны, как я понял, технические вопросы связи между мирами его не очень интересовали. Этот человек отлично знал, что не все тайны улучшают настроение. Заодно маршал немедленно понял, что наши жены уже все знают.
Н-да, – отозвался Синельников, – а ведь действительно все оказалось значительно проще. Мы сами тогда совершенно не учитывали реального потенциала нашей собственной державы. Да и вы, Павел Ефимович, тоже немного ошиблись в прогнозах тогда.
Егор неосознанно гладил по голове маленькую по сравнению с ним Светлану. Сестренка прильнула к мужу и, как всегда, млела в его руках.
Теперь понимаешь, у какого полковника я тогда учился? – генерал армии опять ласково погладил жену. Светка часто-часто закивала.
Галина молча переводила взгляд своих синих глаз с меня на Егора. Она давно уже знала, как звали меня в том мире.
Там все так плохо? – спросил Берия. – Хуже, чем по состоянию на тысяча девятьсот девяносто девятый?
Мы переглянулись с Егором. Лаврентий Павлович оперировал информацией все из того же секретного документа, ошибочно переданного сюда почти год назад.
В чем-то хуже, в чем-то лучше, – ответил я маршалу, – но общее направление – отвратительно. При Советском Союзе были созданы огромные заделы в науке и технике. Настолько огромные, что по образцам вооружений Российская Федерация до сих пор умудряется как-то удерживаться на мировом уровне. Например, в том мире только две державы имеют истребители пятого поколения. Штаты и Россия. Но серийный выпуск… Двадцать машин в год – курам на смех. Экономика реально работает только на продаже полезных ископаемых. Ну разве что еще некоторый экспорт оружия. Процветает так называемый «бандитский капитализм». Сорвать деньги где можно, а потом хоть трава не расти. Война кланов на всех уровнях власти. Подчеркиваю, на всех, включая самый высший. Одни жируют, другим жрать нечего. Одни покупают самые дорогие в мире океанские яхты, другие… на помойках обитают Медицина… Серьезные операции – только за деньги. Уровень коррупции – фантастический. Культура… Литература еще как-то держится, а кино… Сериалы про благородных бандитов бьют все рейтинги. Одна «Бригада» чего стоит. Опошляется все, что только можно. По Аркадию Гайдару комедию сняли: «Тимур и его команда». Так там отец главного героя не красный командир, а вор в законе Чуть ли не десять процентов населения или в лагерях, или уже побывали там. Реальная пенсия уменьшается, а пенсионный фонд себе дворцы строит.
Я говорил, курил, выдыхая дым в открытую форточку, а взгляды четырех пар глаз не отрывались от меня.
В общем, даже когда у нас будет связь с тем миром… Я пока не представляю, как помочь им. А оказать помощь мы обязаны. Двадцать шесть миллионов сохраненных жизней наших подданных стоят того.
В гостиной повисла тишина. Я загасил сигарету в пепельнице и сел на свое место рядом с женой.
Какая, говоришь, разница в скорости времени между мирами? – неожиданно спросил Берия
Три целых и восемьдесят шесть сотых раза.
За наши четыре года там проходит чуть больше одного, – как бы размышляя, произнес маршал, – а сколько людей мы туда сможем послать?
Это его «мы». Берия принял задание. Принял как необходимое. Теперь тоже будет голову ломать. Мы с Егором переглянулись.
Не больше тринадцати человек, – ответил я, – сюда можно было только двоих, а туда – почти полтора десятка.
Теперь уже переглянулись наши жены. Светка поерзала на коленях у Синельникова, а Галинка взяла мою руку и прижалась щекой к ладони.
Один на миллиард, – сказала она.
Что за один на миллиард? – не понял маршал.
Вероятность того, что мы смогли бы повстречаться со своими мужьями (В 1941 году на Земле было около двух миллиардов населения), – ответила ему Светлана.
Неправильный подсчет, – решил немного разрядить обстановку Егор, – тем более что это мужская логика. А по женской – пятьдесят на пятьдесят.
Почему? – капризно спросила сестренка, задрав голову вверх, чтобы посмотреть в лицо мужу.
А это так же, как в том бородатом анекдоте – увидеть на улице живого динозавра. Или встречу, или нет.
Девчонки, наконец, заулыбались.
Лаврентий Павлович опять разлил вино. Мы пригубили не чокаясь.
Кто из вас убедил Кобу, что человеческий ресурс важнее всех других? – спросил маршал.
Черт, давно я не слышал партийной клички отца!
Больше я, но идея и разработка была полковника, – без промедления ответил Синельников, кивнув в мою сторону.
Это было так заметно? – поинтересовался я.
Для кого как, – не очень определенно высказался Берия, но затем добавил: – Я обратил внимание сразу. Заставить Иосифа Виссарионовича достаточно круто изменить курс – это очень серьезно.
Мы опять немного помолчали.
Вот что, парни. Раз уж начали говорить, то теперь рассказывайте все. С самого начала. Информации для анализа ситуации совершенно недостаточно. Я так понимаю, что ваши жены, – маршал сначала улыбнулся моей Галинке, затем Светлане, – уже все основное знают?
А не быстро это будет, Лаврентий Павлович, – отозвался Синельников, – очень не быстро. Одного вечера явно не хватит. Стоит ли сегодня? Все-таки у Васи, можно сказать, юбилей. С другой стороны, приступить к реальной работе по этой теме мы все равно сможем только через годы.
Берия кивнул, соглашаясь, опять наполнил бокалы и встал:
Вы, друзья, сидите, а я выпью за вас стоя. Вы это заслужили. Я не буду сейчас произносить длинного грузинского тоста. Просто скажу: спасибо.
Мы соприкоснулись бокалами, и но гостиной поплыл тихий, но звонкий звук горного хрусталя…
Одиннадцать тысяч метров высоты. Практически уже стратосфера. Небо совершенно не земное. Черное-черное с мириадами колючих звезд. Здесь, на этой заоблачной высоте, все совершенно по-другому. Космос ближе. Кажется, только руку протяни и возьми. Он рядом, реальнее, осязаемее, чем далёкая, невидимая ночью под сплошным ковром облаков – существует ли она на самом деле? – земля.
Я никогда раньше, даже в том моем первом мире, не летал на тяжелых машинах ночью. Взлетный вес в полсотни тонн – это очень много. Во всяком случае, для тысяча девятьсот сорок первого года. А именно столько или даже чуть больше весил наш стратегический бомбардировщик Ту-4 на старте. Я сижу в левом кресле – при обучении курсант всегда сидит слева, – а мой командир, очень высокий майор Марк Галлай, немного сгорбившись, восседает в правом. При росте около двух метров металлический переплет фонаря кабины приходится прямо напротив его глаз. Поэтому командир вынужден чуть пригибаться, чтобы нормально смотреть вперед. Три года назад он испытывал эту машину здесь, не зная, что в том мире тоже был одним из ведущих летчиков-испытателей Ту-4. Когда я выразил желание освоить тяжелый ракетоносец, Марк тут же согласился стать моим инструктором, совместив обучение с одной из программ испытаний новейшей здесь авиационной электроники. И сейчас мы возвращаемся из длительного полета домой.
Звёзд непривычно много: гораздо больше, чем можно увидеть снизу сквозь толщу оставшейся сейчас под нами атмосферы. Очень хочется дотянуться до них.