Наступила тишина. Кажется, до них дошло. Ведь охрана в приемной выполнит любой мой приказ. Надо брать быка за рога. А потом… Потом я уберу всех, кто будет мешать нормально работать на благо страны. Кого на пенсию, а кого и к стенке.
— Ставлю вопрос на голосование. Кто за то, чтобы Василия Иосифовича Сталина ввести в состав Государственного Комитета Обороны и избрать председателем Президиума Верховного Совета?
— Сразу и за то, и за то голосуем? — удивился Каганович.
— Конечно, Лазарь Моисеевич. А чего тянуть? Работать надо. Страна ждет.
— Ну, тогда, я — за!
— Как ты себя чувствуешь?
— Да все нормально, Егор. Лучше расскажи что там, на совещании, решили? — выглядел он действительно неплохо. Всего-то четыре часа сна.
— Да тоже — нормально. Лаврентий Палыч молчал, хотя мы заранее и не договаривались. Все же понимали, что он сейчас как председатель ГКО — вне конкурса. А меня же знают именно как человека Берии, что, в общем-то, недалеко от правды. Пришлось чуть-чуть нажать. В результате — все как и ожидалось. Молодые все проголосовали за тебя. Старики, за редким исключением — против.
— А вот здесь давай подробно. Мне надо знать, на кого можно положиться. Хотя, — он задумался, — подожди. Дай-ка я попробую сам. Мехлис — против.
Я кивнул.
— Этого вообще надо от власти убирать. Дурак редкостный. В том мире в Крыму во время войны он такое творил… И чего его отец рядом держал? Ладно, поехали дальше. Маленков. Тоже против. Но вот его надо убеждать. Нужный, а, главное, умный и работоспособный.
— А я уже думал, как его убирать, — пришлось признаться мне.
Вася взглянул на меня, усмехнулся и сказал:
— Егор, есть враги и Враги. Разницу понимаешь?
Теперь уже я заинтересованно посмотрел на Василия.
— Одни лезут во власть, потому что она является для них самоцелью. Они от власти получают удовольствие, как нормальный человек от секса. При этом они иногда могут быть полезны стране потому, что рвутся вверх, и, поэтому, на данном уровне работают более-менее качественно. Вот на самую верхушку пирамиды их допускать нельзя, ибо самодуры, и могут угробить все, что делалось до них, — объясняя Василий в темпе уничтожал все, что я достал из холодильника. Все, что вчера приготовила для нас домработница. Я соответственно, не отставал от него.
— Другие идут во власть, прекрасно понимая, что это тяжелая, но нужная работа. Что ее лучше, чем они сами сделать мало кто сможет. Примеры? Отец, Берия и, как бы странным тебе это не показалось, Маленков. Но, если первые всегда очень четко расставляют приоритеты, — Василий сам не заметил, что говорит об Иосифе Виссарионовиче в настоящем времени. Наверное, в глубине души еще не хочет верить в его смерть, — то Маленков просто не совсем правильно смотрит на меня, как на лидера. Его надо убедить. Причем не словами, а делом. Языком молоть у нас любителей хватает, а потому поверит он мне, только тогда, когда увидит результаты работы.
— Вася, — не выдержал я, — но он же предал Берию в том мире!
— И что? Об этом знаем здесь только мы с тобой. Он для меня — ресурс. Пока не использую, не отдам.
Я посмотрел на Василия внимательно. Да, он к работе, кажется готов.
— А почему ты не предупредил, — я чуть замялся. Чуть было не сказал — Сталина, — почему ты не предупредил отца о Власове?
— Забыл, — тут же ответил Вася, — вот хочешь, верь, хочешь не верь — забыл. Там, — он выделил это слово интонацией, — у меня не было такой памяти, как сейчас. Хотя дело не только в этом. Память — вообще странная штука. Хорошее она помнит значительно лучше, а плохое пытается забыть. А Власов — такая мразь…
В дверь кухни постучали.
— Войдите, — разрешил я.
Появился мой ординарец и протянул какую-то бумагу. Я посмотрел и передал Васе. Четвертая армия вермахта под командованием генерал-полковника фон Клюге, уже третью неделю сидящая в окружении, капитулировала.
— Оголодала, видать немчура. Гитлер пытался воздушный мост для Клюге устроить, как Паулюсу в том мире в Сталинграде, но здесь, это вам не там. Ни тонны, ни килограмма, ни даже грамма грузов им доставить не удалось, — констатировал Вася, когда ординарец вышел.
Похоже, этот мир для Василия тоже стал ближе?
— Нет, я категорически против! — Василий занял кабинет отца, и ни одна сволочь не посмела рыпнуться. После моей вчерашней, в общем-то, неприкрытой угрозы многие, наверняка, подумали и сделали выводы. Сейчас Вася сидел с торца длинного стола для совещаний. Там, где обычно сидел Иосиф Виссарионович. Маршал Берия, хотя именно он официально стал председателем ГКО, сидел справа, а я, как всегда, слева.
— Вообще, какой смысл нам воевать против Штатов? Чтобы оказаться одним против всего мира?
— Вася, но они же…
— Василий Иосифович, — перебил и поправил я Маленкова.
Георгий Максимилианович замолчал, посмотрел на Берию и, не увидев какой-либо реакции с его стороны, продолжил:
— Василий Иосифович, но они же убили вашего отца, Молотова, Ворошилова, всю делегацию…
— Кто они? Рузвельт? Его приказ выполнял Линдберг? — Вася говорил спокойно, не вставая со своего места. — Да поймите: эта диверсия бьет по Штатам ничуть не меньше, чем по Советскому Союзу. В общем так. Американцы уже представили все оригиналы документов, подписанных моим отцом на переговорах нашему послу в Вашингтоне.
Василий помолчал, посмотрел на всех присутствующих, вытащил папиросу из пачки «беломора», закурил и продолжил, заметно начиная волноваться:
— Их Конгресс уже ратифицировал эти документы. Торопятся… И правильно делают. Это мое личное горе, это горе всей страны, но отец никогда не простил бы, если мы сейчас не сделаем так, как он хотел. Иосиф Виссарионович Сталин работал для Советского Союза, для его будущего, и мы обязаны продолжить его дело… — Вася запнулся и замолчал.
Берия положил свою руку на руку Василия. Тот явно не мог говорить. Волнение мешало.
— Так, товарищи, — заговорил Лаврентий Павлович, продолжая держать свою ладонь на руке Васи, — мы будем продолжать действовать так, как было решено еще перед войной на том памятном совещании ГКО. Надеюсь, все согласны с моим решением?
Маршал обвел своим тяжелым взглядом всех присутствующих. Несогласных не было. Берия поднял свою ладонь с руки Василия, снял пенсне, помассировал переносицу и надел пенсне обратно.
— Сейчас десятиминутный перерыв и продолжаем, — Лаврентий Павлович посмотрел на Сталина и добавил:
— Василий Иосифович, вы не против?
Некоторые перестали дышать. До них стало доходить, кто теперь главный. Не вывеска, как они поначалу могли подумать. Особенно после моих слов на вчерашнем совещании. Н-да, вот так, одним предложением расставить точки над «и»! Не только принять лидерство Василия Сталина самому, но и заставить это сделать других! Теперь я окончательно понял, что мы сработаемся. Умен Берия, ничего не скажешь. И чего эти идиоты убили его там в пятьдесят третьем? Ведь все могло быть иначе…
Глава 3.
— Как мне тебя называть-то, когда мы один на один?
— Васей, Лаврентий Павлович, Васей, — я усмехнулся, — и давайте договоримся раз и навсегда. Серьезных действий я без вашего ведома предпринимать не буду. Ну, во всяком случае, до тех пор, пока вы сами не отмените этого нашего договора.
Теперь усмехнулся уже маршал.
— Нет, Василий. Я даже объясню тебе почему. Я знаю Синельникова. Я даже знаю, что он каким-то способом может воздействовать на человека. Ну, нас с Кобой этим провести, как на мякине, было нельзя. Мы всегда судили по делам. Так вот, Синельников ни меня, ни Иосифа, ни разу не обманул. Я привык уже ему верить. Его характеристики и рекомендации были всегда точны. Поэтому я поверил ему и в этот раз. Ты, как это нынче называется, — он, обычно при разговоре не шевеливший лишний раз руками, пощелкал пальцами, — сразу получаешь карт-бланш.