— А если условно-досрочное освобождение? Без права выезда из державы до окончания срока, — я окинул взглядом всех, кто был на сегодняшнем совещании. Меня большинство явно не поняло. Пришлось пояснять: — Не для всех, а только для тех, кого пропустят следственные органы СГБ и кто при этом, соответственно, даст подписку. Просто, с моей точки зрения, труд пленных неэффективен. У них относительно низкая производительность труда. А сколько среди них квалифицированных специалистов? Сколько хороших инженеров, станочников, строителей, водителей автомашин, поваров и, наконец, пивоваров? Я сам не большой любитель пива, но не один раз слышал, что его качество у нас в Советском Союзе явно не дотягивает до мировых стандартов.
— Рано тебе еще, Вася, на пиво налегать, но здесь ты, несомненно, прав, — усмехнулся Берия.
— Здесь есть еще один аспект, — решил добавить я, — подумайте сами, сколько из них пожелает остаться у нас навсегда после семи лет относительно свободной жизни? Ведь запрещать приезд семей к условно-досрочно освобожденным мы не будем. А за эти годы многие, наверняка, успеют построить себе нормальные дома, обжиться, обустроить хозяйство. А вот решать, кто останется, а кто — нет, будем уже мы.
В кабинете ненадолго повисла тишина. Предлагаемые мною перспективы возражений не вызвали.
— Хороших строителей у нас действительно не хватает. Тут я с вами, Василий Иосифович, полностью согласен, — еще бы Маленкову не соглашаться! Я на него взвалил все капитальное строительство в стране. Заводы, фабрики и основную заботу — жилье. Мы в средствах массовой информации особо не распространяемся, но курс на отдельную квартиру каждой семье в городе и на свой дом всем сельским жителям взяли жесткий. Нет, конечно, за пять лет, вряд ли все население обеспечим, но вот за семь-десять должны. В любом случае я с Георгия Максимилиановича не слезу, пока не построим жилье каждому советскому человеку.
— А вы, товарищ Маленков, больше задействуйте наших новых подданных из Турецкой ССР. Нам в любом случае надо перемешивать как можно больше народы страны, — я стараюсь чаще применять среди руководства термин «подданные», а не «граждане», так как в новой Конституции собираюсь очень резко разграничить эти две категории нашего населения.
— Торопимся, товарищи, торопимся. Я в Турции еще не все основные магистрали на нашу колею успел перешить. Через пролив у Царьграда железнодорожных паромов у нас катастрофически мало. Только заказы на всех черноморских верфях разместили. А железной дороге через Грузинскую ССР не хватает пропускной способности. За считанные месяцы ее не увеличить. Туннели держат, — это Каганович — наш дорожный царь и бог.
— Значит, придется больше задействовать морские пассажирские перевозки через Черное море. Судов у нас хватает, а экипажи набирайте среди пленных англичан, — заткнул я рот попытавшемуся что-то сказать моему премьеру Алексею Косыгину, — освобождайте под подписку, ставьте наших капитанов и работайте. В конце концов, это теперь наше внутреннее море, бежать им некуда. Да и вряд ли захотят.
Косыгин почесал свою умную голову и молча кивнул, соглашаясь.
— А вы, Лазарь Моисеевич, — повернулся я к Кагановичу, — все-таки поспешите с перешивкой. Как в Европе закончите, надо будет перекидывать оборудование и людей в Канаду и на Аляску. Там работы вообще непочатый край.
— Не беспокойтесь, Василий Иосифович. Я разместил заказы на новые перешивочные состав-комплексы для наших американских республик в Штатах. А людей для них готовлю уже сейчас на работающей технике здесь. Для имеющихся комплексов у нас объем работы в Европе еще минимум на пару лет. Надо ведь помочь немецким товарищам. Да и правительство де Голля уже прислало запрос на подобные заказы на территории Франции. По расчетам экономистов для них это обойдется почти вдвое дешевле, чем самим перешивать, притом, что и мы неплохо заработаем.
Вот ведь жук усатый! Наш пострел везде поспел! Самому что ли усы завести? Галинке, интересно, понравится? Какие у отца усы были красивые… А уж у дяди Семы, как я в детстве называл Буденного, вообще сказка. Нельзя. Устав ВВС запрещает. Иначе как кислородная маска к лицу плотно прилегать будет?
— Что будем делать с японцами?
— Как что? Бить будем, — с воодушевлением сказал Синельников.
Н-да. Даже Егор меня не понимает.
— Понимаешь, Япония… Там все по-другому. Совершенно другая психология. Уже сейчас совершенно понятно, что войну они проиграли. Мы полностью отрезали их от континента и островов. У них нет сырья, нет нефти, не хватает продовольствия, но они даже не думают сдаваться. Японцы будут биться до последнего солдата. Сейчас, пока мы работаем только авиацией, которая имеет очень большое качественное преимущество, и подводными лодками, война идет более-менее по европейским правилам. Но стоит нам вступить в противоборство с их сухопутными силами, начать наступление… Нет, мы конечно победим, тут сомнений никаких нет, но потери с нашей стороны будут на порядок больше, чем во всей уже прошедшей войне на континенте. В общем, кровью умоемся. А оно нам надо?
— Тотальные бомбардировки, как американцы в том мире в Дрездене сделали?
— Геноцид? Мало того, что я никогда не отдам такой приказ, так ведь наши собственные воины и командиры нас не поймут. Мы слишком долго вбивали в них человеческие ценности. Воюем против фашизма, а не против дружественного нам немецкого народа. Против буржуазного империализма, а не против англичан. Ну, и так далее. Нет, это не вариант. Думать надо. Требуется что-то такое, что не пойдет против их самурайской гордости.