Саму–то речь сочинил Победоносцев, но от волнения она абсолютно не шла в голову.
«Что делать? Что делать?» — переживал он.
Своего императора выручил похмельный Рубанов, потому как трезвому человеку такая мысль вряд ли придёт в голову.
— Вы, Ваше величество, положите листок с речью в шапку, а как снимите её перед народом, так и читайте…
Первое выступление царя прошло превосходно, и он был благодарен генералу.
____________________________________________
Поезд с телом императора приближался к вокзалу столицы Российской империи.
Максим Акимович Рубанов жадно глядел в окно, мечтая увидеть в толпе встречающих свою жену.
«Может, заболела? — беспокоился он. — Или дети?» — с надеждой взгляд его переходил с одного лица на другое.
Да ещё мешали выстроившиеся на платформе в ряд красные с золотом придворные кареты, обитые чёрным крепом.
И тут он увидел жену, стоявшую у кареты и вглядывающуюся в каждое вагонное окно.
Максим заколотил ладонью по стеклу, но её отвлёк кучер, решивший подогнать экипаж поближе к вагону.
Приказав денщику заниматься вещами, он бросился к выходу. На его счастье, состав резко дёрнулся и остановился.
Максим первым вышел из вагона и, огибая кареты и толкая людей, побежал к тому месту, где недавно заметил жену.
Растерянная, она глядела по сторонам, не надеясь в такой толкотне встретить мужа, и вдруг почувствовала на глазах тёплые ладони, и прикосновение таких родных губ к щеке.
Она обернулась и, всхлипнув, обхватила за шею Максима, сбив с его головы фуражку.
— Я ждала.., я ждала.., — бессвязно лепетала она, наслаждаясь слабым запахом дорогого мужского одеколона, и чуть не теряя сознание от мягких и требовательных его губ.
Она не замечала, что их толкают, что они стоят на проходе и мешают другим.
В чувство привёл их наглый дворцовый кучер, похлопавший по плечу Рубанова.
— Господин генерал…
«Про себя он, наверное, ещё кое–что добавил», — прыснула смехом Ирина Аркадьевна, проведя рукой по начинающей седеть, небольшой бородке мужа.
— Да пошёл–ка ты, братец.., — миролюбиво произнёс Рубанов и, оборвав фразу, прикрыл рот ладонью. — Пардон, мадам, — шутливо извинился перед женой.
Та хотела сказать: «Чему только не научишься от нашего императора», — но вспомнила, что того больше нет и радость от встречи померкла.
Ей нравился этот простой, великодушный и справедливый монарх, тринадцать лет нёсший на могучих плечах груз правления огромной державой.
Быстрым шагом прошёл жандармский офицер, вяло козырнув Рубанову, тот так же вяло ответил, взял жену под руку и повёл к выходу, вспомнив, что на голове нет фуражки.
Ветер трепал его белокурые, подёрнутые сединой на висках волосы.
Начал накрапывать дождь и жена попыталась раскрыть зонтик, но передумала в такой толпе.
— Максим, ты простудишься, — ускорила шаг.
На привокзальной площади шпалерами стояли войска. Приглушённая дробь барабанов и приспущенные флаги с чёрной траурной лентой, навивали грустное настроение.
Какая–то пожилая дама в немодной шляпе с сиреневыми цветами, прижала к губам платок и, не отрываясь, глядела на широкий вход с круглыми часами над ним.
В ту же минуту появились траурные кареты. Толпа замерла. Офицеры вытянулись, отдавая честь отправившемуся в последний путь императору.
Женщины плакали, вытирая глаза мятыми, мокрыми платочками.
Всё стихло. Только цокот копыт. Дробь барабанов и стук колёс по мостовой. Неожиданно и резко зазвонили колокола… На всех церквях российской столицы.
Самая последняя, в открытом экипаже, одна, ехала новая императрица.
Александра Фёдоровна не смотрела по сторонам, лицо её закрывала густая вуаль.
«Она пришла к нам за гробом!» — выкрикнула пожилая дама в старой немодной шляпе.
Ещё издали, из открытого экипажа, Максим увидел свой огромный пятиэтажный особняк, два первых этажа которого принадлежали ему. Генеральский оклад и рубановские доходы позволяли содержать двенадцать комнат второго этажа: гостиную, кабинет, столовую, библиотеку, бильярдную, спальную, будуар жены, детские и комнаты для гостей. На первом этаже располагался просторный банкетный зал, кухня, комнаты для гостей попроще и прислуги. Во внутреннем дворе Рубанову принадлежали экипажный сарай и конюшня с прекрасными рысаками.
Дома Максима Акимовича встречала вся семья. Даже две. Его и младшего брата, Георгия, профессора Императорского Санкт—Петербургского университета.