Аким и Глеб бросились к отцу. Он по очереди поднимал их и целовал.
«Этот совсем мой», — прижимал к себе светловолосого голубоглазого Глеба, одетого в новенький кадетский мундир.
Глаза мальчишки светились счастьем от встречи с отцом.
«А этот мамин, — подняв к лицу, целовал старшего сына, чувствуя слабое сопротивление последнего. — Недоволен, что как маленького подбрасываю, — погладил по тёмным волосам и со вздохом глянул на синий гимназиический мундир с девятью светлыми пуговицами и узким серебряным кантом по воротнику. — А всё жена и мой либеральный братец… Ведь я‑то мечтал отдать сына в пажеский или кадетский корпус», — обнял своего брата, а затем его супругу, стройную невысокую женщину с пышными каштановыми волосами.
Следом за родителями к Максиму подошли племянник и племянница.
Не столько подошли, сколько их подтолкнула гувернантка.
— Здравствуйте, мадемуазель Лиза, — помня недовольство старшего своего отпрыска, нагнулся к серьёзной девятилетней девчушке Максим и чмокнул в щёку.
Четырёхлетний брат её, Арсений, испугался поднявшейся суеты и поднял рёв.
Все кинулись успокаивать мальчишку.
— А вот глянь, что тебе дядя привёз, — вовремя заметил денщика Максим Акимович.
Тот, сопя от усердия, подтащил к своему богу и начальнику объёмистый баул, из которого Рубанов–старший по очереди выуживал: коричневого плюшевого медвежонка — плаксе, красивую нарядную куклу — девочке, толстую книгу с красочными рисунками зверей — Акиму и маленький паровоз с рельсами и вагонами — Глебу. И всем вместе огромный пакет с белыми и красными кирпичиками, над которыми можно часами пыхтеть, строя дома, мосты, крепости, замки и долго не приставать к взрослым.
Пузатый денщик вместе с мадемуазель Камиллой и ещё одной гувернанткой, увели ребят в детскую, а взрослые, после общения со своими чадами, облегчённо улыбались и переглядывались.
— Чего моргаете–то друг другу, — почувствовал подвох Рубанов–старший.
— Сюрпри–и–и-з! — несколько стеснительно произнёс Рубанов–младший, и по его сигналу полногрудая молодая кормилица внесла в гостиную ещё одно чадо, завёрнутое в беленький пакетик с голубеньким бантиком.
— Это чего там такое находится? — счастливо засмеялся Максим.
— Ещё один твой племянник, — скромно потупился брат. — Сам не знаю, как он получился.
Женщины при этих словах всплеснули руками, а Максим Акимович бережно взяв у кормилицы свёрток, произнёс:
— Могу вам напомнить, господин профессор.
— Хватит, хватит! — остановил его Георгий. — Знаю твой армейский юмор.
— Родился в день смерти нашего императора, — с лёгкой грустью в голосе и огромным счастьем в глазах, произнесла Любовь Владимировна, забирая у Максима ребёнка.
— Любаша, — обратился к жене Георгий, отдай его кормилице, да и за стол пора, — потёр он одна о другую белые ухоженные руки с тонкими пальцами пианиста.
В ту же минуту Максим Акимович почувствовал необычайный аппетит.
— Действительно, дамы и господа, пора кормить путешественника, — первым направился в столовую. — За почившего императора, — поднял он тост. — Выпьем не чокаясь. Мощный был человек, и мощная стала при нём держава.
— С этим ещё можно поспорить, — вскинулся младший брат — профессор, философ и историк, то есть, русский интеллигент, в среде которых хвалить императора и власть считалось дурным тоном.
— Мужчины, мужчины, успеете ещё наспориться, смотрите, стол–то какой, — направили братьев от пищи умственной к пище насущной их жёны.
— Как там Рубановка? — немного насытившись, поинтересовался Максим Акимович.
— На месте! — лаконично ответила жена.
— Понял! — кивнул он головой, рассмешив общество. — Чего я смешного сказал? — налил всем шампанского — обедали одни, без лакеев. — А теперь за нового императора Николая Второго.
Брат опять встрепенулся, вновь все рассмеялись.
Они были счастливы, оттого, что вместе… Что дети здоровы… Что в семьях достаток… Что удачна карьера…
— Ну а как Ромашовка? Вотчина моего брата.
— Чугунные ворота на месте, длинная липовая аллея всё такая же ровная, а из каменной белой беседки по–прежнему видна Волга, а не Иртыш, — поставив пустой бокал на стол, ответила Ирина Аркадьевна, и смешливо фыркнула, глянув на мужа.
Настроение её было прекрасным, она разыгралась как маленькая девочка, и постоянно задирала своего супруга.
Игривый её настрой передался всем.
— Кстати, — вспомнил Максим Акимович, — а как назвали ребёнка?
Брат с женой сделали вид, что не услышали вопроса, а Ирина Аркадьевна прыснула в кулачок.