Выбрать главу

Дворника украшала маска чёрта с рогами, а сторож, по своей задумке, вырядился под лешего, но таковой маски не нашлось, и он напялил картонное свиное рыло, с дырой под пятачком.

— У–а–а! — завывал он и кружился.

Следом, на негнущихся ногах, появился в стельку пьяный старичок–лакей. На трясущейся его голове был надет высоченный, синий, заострённый вверху колпак со звёздами, а на плечах, застёгнутый булавкой, до пола свисал фартук кухарки Марфы. В руках он держал свёрнутый трубкой кусок картона.

Согласно диспозиции Антипа, старикашка олицетворял своим заморенным видом учёного звездочёта с подзорной трубой.

— Спасибо, что никому не рожать, — подвёл итог увиденному, взяв со стола бутылку, Максим Акимович.

В ту же секунду из свиного рыла вынырнул красный язык, и генерал, от неожиданности, плеснул на мундир из рюмки.

— Ч–ч–ё-ё–р–р-т! — матюкнулся он.

Подумав, что хотят угостить, Власыч мигом сдёрнул чертячью маску и дамы взвизгнули, увидев всклокоченную бороду, красные от перепоя, налитые кровью глаза, стоявшие дыбом седые патлы, и три гнилых зуба на весь плотоядно раскрытый рот.

— Одень, одень, маску, — протянул ему бутылку Максим, — теперь все святки мерещиться дамам будешь. В тёмную комнату побоятся зайти, — обернулся на грохот — то, зацепившись за ковёр негнущимися ногами, со всего маху припечатался об пол учёный звездочёт, и тут же умиротворённо захрапел.

— К детям не ходите, — предупредил оставшихся на ногах ряженых хозяин дома, одаривая их трёшницей.

Довольные жизнью, ловко подхватив тело павшего на ниве искусства приятеля, артисты убрались в людскую.

— Натерпелись мы страху! — сделала вывод Любовь Владимировна.

Утром, под ёлкой, дети достали коробки с подарками.

— А ты, Лизка, говорила вчера, что Деда Мороза не бывает, — распаковывал Глеб коробку.

— Конечно, не бывает! И леших с чертями тоже.., — капризно надула она губки.

— Ты не права, дочка! — погладил её по головке Максим Акимович. — Ночью они были здесь!

У Глеба на дне коробки лежала книга Фенимора Купера в яркой обложке, а сверху конные казаки и орудия с запряжкой.

У Акима «Айвенго» Вальтера Скотта и целый гвардейский взвод из семёновцев, преображенцев и измайловцев, коих тут же сменял у него на книгу брат.

Днём, когда гости уехали, родители легли спать, а брат играл в солдатики, Аким пошёл в людскую поздравить с Рождеством слуг.

На лавке, укрытый фартуком, похрапывал старичок–лакей. На другой лавке, обнявшись, нудили какую–то песню пьяные в лешего друзья. На столе, среди закусок и пустых бутылок, лежали две маски.

— А это что такое? — поднял с пола затоптанный плоский конус с проступающими сквозь грязь звёздами.

— М–м–м-у, — указал пальцем на спящего старичка–лакея дворник, и брякнулся головой в тарелку с остатками каши.

— Настали святки — то–то радость! — грустно сам себе прочёл стихи Аким и хотел уже идти к брату, как в людскую влетела толпа подростков, с ковыляющей сзади Марфой.

Встав под образа, они запели святочную колядную песню, поглядывая не столько на образа, сколько на кухарку.

«Пришла коляда накануне Рождества. Дайте коровку, масляну головку. А дай Бог тому, кто в этом дому, ему рожь густа, рожь ужиниста…»

— Ему с колоса осьмина, — начала подтягивать Марфа, крестясь и притопывая ногой в валенке, — из зерна ему коврига, из полузерна — пирог.

«…Наделил бы вас Господь и житьём, и бытьём, и богатством. И воздай вам Господи, ещё лучше того!».

— Ах, умницы… Это наша, тверская колядка, — одаривала юных портняжек, сапожников и бараночников, всё приговаривая, — ай, молодцы!

Мальчишки довольно шмыгали носами, распихивая по карманам конфеты и пряники.

— Чего орёте, чады? — вытащил голову из каши дворник.

— А–а–а! — в ужасе закричала ребятня, толкаясь в дверях.

— Тьфу, прости Господи, чисто ирод! — плюнула Марфа. — На, рожу–то хоть прикрой, — сунула ему в руки свинячью маску, — распух от водки, как водяной, народ пугаешь…

Но Власыч её не слышал, опять шмякнув на старое место то, что люди называют лицом.

Перед Новым годом Рубанов–старший вывез покататься на санях своё потомство. Вместо занедужившего от праздников кучера, на облучке сидел Ванятка, красуясь статью и гордо поглядывая сверху на прохожих и городовых, берущих под «козырёк» перед проезжающим генералом.

— Что это там народ толпится? — подозвал к себе городового Максим Акимович.