— Вот! Даже вольнопёр лучше Куропаткина в тактике разбирается, — поощрительно постучал по его спине гранатой штабс–капитана Лишина Ковзик, вогнав бывшего студента в смертельную бледность.
— Господин подъесаул, да уберите вы, ради Бога, взрывное устройство в корзину. Не стоит расширять кубатуру землянки, — пожалел однополчанина Глеб. — Японцы, как водится, успели подтянуть резервы, и Первый корпус с большими потерями отступил. Куропаткин назначил на этот раз виновником своей нераспорядительности не чембарцев, а самого генерала Штакельберга, который, наконец–то, научился воевать, и отстранил его от командования корпусом. Нашему отряду тоже пришлось отступить… Давайте, господа, хоть немного поспим перед завтрашним боем, — резко оборвал он грустный рассказ.
Ранним утром их разбудил сигнал трубача — собираться и строиться в походную колонну.
— Лошади подсёдланы, господин есаул, повысил Ковзика в чине вестовой, небрежно приложив руку к папахе.
— У нас бы в гусарском полку его под ружьё с полной выкладкой поставили, — только хмыкнул Ковзик. — Казачки — чего с них взять.
— Зато умирают красиво! — высказал свою точку зрения Фигнер.
— На молитву! Под знамя! Шапки долой! — услышали команду.
После молитвы двинулись в поход.
— Ильма, дома сиди! — приказал собаке Глеб.
— Такая же своенравная, как и казаки, — ухмыльнулся Ковзик, глядя на бегущую рядом с лошадью Рубанова собаку.
— С кем поведёшься.., — поддержал его Фигнер.
Глубокая разведка по времени заняла более суток. Разъезды дошли до железной дороги у Ляояна. Погибших не было, лишь легко раненые.
Кускову пуля пробила дублёный полушубок и оцарапала руку.
— До крови прям! — съязвил Ковзик, разглядев царапину.
— Поздравляю с боевым крещением, — улыбнулся вольнопёру Глеб. — В Мукден к Натали съездим на перевязку, — решил он. — К тому же ты ей варенье в подарок от родни привёз.
После похода, приведя себя в более–менее презентабельный вид, отпросились у командира полка съездить на перевязку в лазарет. С трудом нашли его неподалёку от Мукдена.
Лазарет состоял из нескольких палаток с короткой железной трубой над каждой, и с приготовленной для топки поленницей дров перед входом.
Рядом с поленницей хмуро глядел на визитёров красноносый доктор в драповом пальто на вате и с укутанной башлыком головой в папахе.
— Зябну! — буркнул на улыбки приезжих, указав пальцем, в какой именно палатке можно найти сестру, дабы она оказала акт милосердия.
Натали была бледная и усталая.
— Олег! Глеб! — увидев гостей, радостно вскрикнула, бросившись к ним. — Проходите, садитесь, — указала на низенькие табуретки рядом с маленьким столиком, на котором весело кипел самовар. — Олег, какими судьбами ты здесь? Как мама, отец, как тётя? — чуть зажмурив жёлтые глаза, чем напомнила Глебу кошку, в радостном волнении глядела на вольноопределяющегося в расстегнутом полушубке и сдвинутой на затылок папахе.
Обнять гостей она не решилась.
— Все шлют тебе приветы и варенье, — поднял вещевой мешок.
— А так же консервы и вот эту собаку в подарок, — указал на пролезшую в палатку Ильму Глеб.
— Сплошные сюрпризы, — захлопала в ладоши Натали. — Как псину зовут? — погладила собачью голову.
— Ильмой кличут, — сел на табурет Рубанов, забрав у Кускова вещмешок и раскладывая на столе припасы.
— А молодого бойца в первом бою пуля чиркнула, — кивнул в сторону приятеля.
— Ранен? — испугалась Натали.
— Помечен! — глянув на Ильму, определил состояние товарища Глеб. — Японцем, — через секунду уточнил он.
Перевязав в соседнем отсеке царапину, расселись за столом.
— Какое варенье? — вновь радостно жмурясь, спросила Натали.
— Клубничное, — открыл банку Кусков.
— Клубничное.., — прошептала Натали. — От мамы, — неожиданно расплакалась, удивив казаков.
— Ты чего? — испугался Глеб.
— Вам, мужчинам — не понять, — вытерла слёзы и улыбнулась. — Ведь варенье от МАМЫ… Она держала его в руках, — прижалась щекой к банке. — Такое чувство, что мамина рука прикоснулась ко мне.
— Японцы пишут, — откашлялся Глеб, — что у нас скоро наступление, — взяв банку у Натали, щедро наложил в чай варенья. — Божественно! Будто летом в Рубановке. Запах–то какой… И вку–ус.
— Мы так и подумали, когда нас поближе к позициям перевели, — с удовольствием пила чай сестра милосердия.
Утром начальник штаба Урало—Забайкальской дивизии, вызвав старших офицеров, зачитал приказ о намечающемся наступлении.
Но никто этому, почему–то, не поверил.
«Куропаткин и наступление — вещи суть несовместимые», — рассуждали они.