— Господа, — запыхавшись и сглатывая сухим ртом слюну, которой не было, произнёс тот. — Сдерживаем японскую бригаду. Как вы вовремя… Командира полка убило. На несколько сот нижних чинов три офицера осталось… Из деревни нас выбили, но там тело командира и знамя, — вздрогнул от внутреннего озноба капитан.
— ЗНАМЯ?! Ну, если знамя, поможем его отбить.
— Не сомневался! Благодарю! Мы сейчас цепью пойдём, а вы чуть погодя с флангов атакуйте.
— Чёрт! Забыл спросить — какой полк, — опять чихнул Ковзик. — Всю память прочихал… Мы с партизаном отсюда атаковать станем, а ты пару взводов возьми, и с лева пойдёшь, — велел он Рубанову.
Высоко над головой зашипела и разорвалась шимоза. Словно по сигналу — два взвода отделились и намётом пошли к окраине деревни.
— Наша пехота в атаку пошла, — указал на две редкие цепи Кусков.
По мере их приближения к окраине, стрельба со стороны японцев усилилась.
Первая шеренга залегла. Над нею часто лопались шимозы. Дав залп по фанзам, цепь поднялась и побежала вперёд.
— Подравнивайся, держи дистанцию, — надорванным голосом командовал давешний капитан.
Вылетев откуда–то сбоку, бойцов стали догонять несколько патронных двуколок.
Первая шеренга вновь залегла и произвела в сторону врага прицельный залп. Вторая цепь в этот момент бежала, нагоняя первую.
Когда от разрыва снаряда двуколка наклонилась набок и исчезла в дыму, Рубанов скомандовал: «В атаку».
Увидя подмогу, цепи поднялись, сомкнулись и ринулись к фанзам.
В деревне уже шла ружейная перестрелка. Японская артиллерия смолкла, чтоб не попасть в своих, и рубановская полусотня с криком «ура», размахивая шашками, стала нагонять пехотинцев.
Наскоро вырытый перед фанзами мелкий японский окоп был уже в нескольких десятках шагов. Рубанов поразился и даже сдержал коня, наблюдая, как стрелки отмыкают и бросают под ноги штыки. Против каждого русского солдата, подбежавшего к окопу, торчало три–четыре японских головы и лес штыков.
Стеснённые в окопе японцы неловко действовали штыками, а наши, безо всякого «ура», лишь кхекая и матерясь, опускали на головы врага приклады, дробя черепа и круша кости.
Мёртвым японцам не было места для падения, и тела с разбитыми головами, болтаясь из стороны в сторону, пачкали кровью и мозгами живых своих товарищей, мешая им работать штыками.
От такой картины Кускова стало рвать и Глеб, взяв под уздцы его лошадь, обогнул окоп и, оставив друга размышлять об ужасах войны, бросился рубить убегающих японцев.
Казаки рассыпались, носясь по деревне за японцами. Пленных не брали — куда их девать?
От боя Глеба отвлёк дикий вопль за крупом коня. Обернувшись, увидел скачущего верхом пехотного санитара, медленно заваливающегося вместе с подстреленной лошадью.
— Ранен? — спрыгнув с коня, подошёл к нервно моргающему парню с мешком в руках.
— Спужалси! — сообщил тот, хлопая глазами и дёргая щекой.
— Ну, тогда штаны смени и раненым помогай. Чего в мешке–то? Вцепился как в портмоне.
— Медикаменты, — с ударением на букву «а», ответил он.
— Спирт е-е? — усаживаясь в седло, на всякий случай поинтересовался Глеб.
— Не-а! — с опаской прижал к себе мешок с «медика'ментами» санитар. — Только перевязочные средства'.
«Врёт, подлец», — вновь ввязался в бой Рубанов, попутно размышляя, зачем пехотинцы отмыкали штыки, краем глаза заметив выходящего из фанзы капитана.
Тот приветственно поднял руку и направился к Глебу.
Неподалёку, из сараюшки, покачиваясь от раны, выбрался пожилой японский солдат и замахнулся, намереваясь бросить в русских гранату, но ослабленная рука зацепилась рукавом шинели за штык свисающего с плеча карабина, и раздавшийся взрыв снёс японцу голову и оторвал руку.
— Ну и страху у вас тут натерпишься, господин капитан, — устало слез с коня и подошёл к офицеру Рубанов. — Знамя спасли?
— Я хочу передать его вам, дабы по прибытии доложили начальству, что мы выстояли, задержав наступление противника, — пожал руку Глебу, передал знамя, козырнул и устало направился к своим солдатам. — Спасибо! — обернувшись, на ходу крикнул он.
«Забыл про штыки спросить», — обмотавшись стягом, пока сотня строилась, вспомнил Глеб. — Как самочувствие, Олег, свет, Владимирович? — несколько снисходительно поинтересовался у Кускова: «А вон и санитар пехотный чего–то штыком колупает. Сейчас и спрошу, — подъехал к медбрату и поразился, увидев, что тот колет мёртвого уже японца. — То ли спирт из–за него разлил, то ли привиделось что со страху…» — Ты чего делаешь, убогий? — крикнул ему.